Летнее солнце, ленивое и щедрое, заливало асфальт расплавленным золотом. Две подруги, только-только сдав первые в своей жизни университетские сессии, брели домой, наслаждаясь непривычной свободой. Воздух был густым от зноя, а тени от высоких тополей ложились на тротуар кружевными пятнами. Вероника, более импульсивная из двух, внезапно резко остановилась, заставив свою спутницу чуть не споткнуться.
— Смотри-ка, Юль, объявление. Студентов ищут. Давай посмотрим, что тут пишут, — она указала на листок, прилепленный к столбу афишами концертов и рекламой репетиторов.
Юлия, чье спокойствие часто служило противовесом порывам подруги, лишь пожала плечами, поправив ремешок сумки на плече.
— Мне и в «Уютном дворике» неплохо. А ты, вроде бы, никогда особой тягой к труду не горела. Что случилось?
— А то, что случилось! — Вероника хмыкнула, и в ее голосе зазвучали обиженные нотки. — Отец вчера торжественно объявил: никакого нового телефона в подарок. У всех уже давно есть, а я что, хуже? Даже у тебя, хоть и старый, но есть.
— Есть, — кивнула Юлия. — Бабушкин, в наследство достался. А тебе, если я правильно помню, был поставлен четкий ультиматум: если хоть раз позвонят из деканата с жалобой на прогулы — можешь забыть о любой технике. Зачем было столько пар пропускать?
— Да что теперь вспоминать, — отмахнулась Вероника. — Суть в том, что отец сказал: или исправляйся, но как — не объяснил, или зарабатывай сама. Второй вариант мне кажется куда реалистичнее, потому что угодить моему папе — задача для избранных. Вот, смотри, адрес — Гагарина, 42. Совсем недалеко. Послезавтра начинаются каникулы, поработаю все лето, куплю себе наконец то платье, о котором мечтаю, а не то, что мама на развале выберет…
— Ладно уж, — сдалась Юлия, не в силах противостоять умоляющему, щенячьему взгляду подруги. — Пойдем, раз так.
Ей самой новая работа была не нужна. Хватало той, что была: мытье посуды и влажная уборка в небольшом кафе «Уютный дворик», ютившемся в первом этаже соседней высотки. Платили скромно, но кто станет хорошо оплачивать труд уборщицы, да еще и несовершеннолетней? Даже Ксения Родионовна, приходившая с утра до обеда, получала больше. Но Юлия не роптала. Если потеряет это место, придется искать новое, а это было страшнее любой усталости. С матерью они едва сводили концы с концами. Мама, Елизавета, трудилась на ткацкой фабрике, отца своего Юлия не помнила. Лишь как-то раз, в редкий момент откровенности, мать обмолвилась, что это был ее горький и недолгий опыт. Когда девочке было четыре года, Лиза сошлась с Игорем, от которого родился братик Максимка. Но едва малышу исполнилось три, Игорь растворился в бескрайних просторах страны. Уехал на вахту и не вернулся, а через несколько месяцев его сестра пришла за вещами. Он нашел другую семью.
Елизавета словно окаменела в своем горе, перестав ждать от жизни чуда. Она просто плыла по течению, растила детей, разрываясь между сменой и домашними хлопотами. Те гроши, что Игорь изредка присылал, именуя алиментами, не покрывали и половины необходимых расходов. Дети росли, как все дети, требуя новой одежды, обуви, книжек. Да и сама Лиза не могла вечно ходить в застиранных платьях.
Юлия, наблюдая, как мать сгибается под тяжестью забот, тихо взяла на себя бремя дома. Она старалась, чтобы, переступив порог, мама могла хоть немного отдохнуть. А несколько месяцев назад, как раз когда Юля поступила в колледж, умерла ее бабушка, Антонина Семеновна. Денег, которые та копила «на похороны», не хватило. Лизе пришлось вытрясти все закрома, обойти соседей и знакомых, чтобы достойно проводить мать и устроить скромные поминки. Антонина Семеновна была женщиной душевной и общительной, и дочь заранее знала — ограничиться домашними посиделками не получится, пришлось снимать небольшой зал в столовой.
Спустя две недели после поминок Елизавета сидела за кухонным столом, перебирая мелочь. Глаза ее были красными от бессилия: в кошельке оставалось лишь на две буханки хлеба, а до аванса — еще четыре долгих дня. И нужно было дать Юле деньги на проезд до колледжа.
— Мам, совсем туго? — тихо спросила Юлия, подходя и невольно поправляя черную ленту в волосах.
— Как сказать… Придется тебе, дочка, пока дома посидеть, пока я аванс не получу. Или вставай на час раньше — поедешь со мной на заводском автобусе.
— Мам, я видела объявление. В столовой за углом уборщицу нужна. Может, меня возьмут на полдня?
— В эту «забегаловку»? — Лиза скептически покачала головой. — Я слышала, хозяйка там… Не сахар. Платит копейки, а требует с людей по полной.
— Мама, я буду полы мыть. Что с меня, кроме чистоты, спросить? А что платят мало… Так это же не самая квалифицированная работа. Поработаю, пока не выправится положение, а там уволюсь.
— Юленька… — Елизавета обняла дочь, и в ее голосе дрогнуло. — Какая же ты у меня взрослая. Спасибо. Обещаю, это ненадолго. Как только раскупоримся, сразу же бросишь эту работу.
Юлия поцеловала мать в щеку и вышла на улицу. Обойдя свой дом, она зашла в невзрачную дверь с вывеской «Уютный дворик». Внутри пахло борщом и слабым хлором.
— Простите, с кем можно поговорить насчет работы? — робко обратилась она к женщине за кассой.
Кассирша, дородная дама с усталым лицом, окинула худенькую девочку оценивающим взглядом.
— Ты что ли работать собралась? Если на официантку — то зря. У нас самообслуживание. Для кассира или повара ты молода. И не надо нам.
— Я… на уборщицу.
— Серьезно? — женщина приподняла бровь. — А полы мыть умеешь? Сколько тебе-то лет?
— Умею, — кивнула Юлия. — Шестнадцать.
— Господи, дитятко, сидела бы лучше уроки учила. Какая в твои годы работа?
— Мне очень нужно, — голос Юлии задрожал, и она сама испугалась, что вот-вот расплачется прямо здесь, у стойки.
— Ладно, стой тут, — сжалилась кассирша. Закрыла кассу, ушла вглубь помещения и вскоре вернулась. — Иди в кабинет, вон там. Владелица, Ариадна Валерьевна, тебя ждет.
Поблагодарив, Юлия прошла по узкому коридору и постучала в указанную дверь. Войдя, она удивилась: за столом сидела молодая, на вид лет двадцати пяти, женщина с холодными, очень внимательными глазами.
— Здравствуйте, — пролепетала девушка.
— Это ты на уборку? — без предисловий спросила хозяйка, сразу переходя на «ты».
— Да, я.
— Возраст?
— Шестнадцать.
— Приходи через пару годиков, тогда и поговорим, — Ариадна Валерьевна демонстративно уткнулась в бумаги. Но Юлия, собрав всю свою волю, сделала шаг вперед и села на стул напротив. И рассказала. Обо всем. О нужде, о смерти бабушки, о том, что даже на проезд денег нет.
— На кого учишься? — после паузы спросила хозяйка, и в ее взгляде промелькнул искорки интереса.
— На кондитера.
— Любопытно… Знаешь что, возьму тебя. Но! Учишься — значит, не на полный день. Сто десять рублей за смену, оплата ежедневно, после закрытия. Официально, само собой, нигде не оформлю. До обеда работает Ксения Родионовна, ты ее сменяешь после учебы. Выходные тоже на тебе, старушке тяжело каждый день. Справишься? Понедельник — твой выходной. В обязанностях — зал, санузел и полы на кухне.
— Справлюсь.
— Отлично. Понравишься — сможешь у меня практику пройти, а там, глядишь, и к выпечке присоединишься. Когда приступишь?
— Можно… сегодня?
— Сбегай домой, переоденься во что не жалко и возвращайся. Ксении Родионовне все покажет.
Так началась ее жизнь по новому, напряженному графику. Учеба, затем быстрый перекус и — на работу. Выходные превращались в марафонские смены, и лишь понедельник давал передышку. Вероника лишь качала головой, глядя на подругу: «Ты как каторжник на галерах». Мать вскоре тоже заговорила об увольнении, но Юлии странным образом начало нравиться это чувство — чувство самостоятельности. Ей нравилось класть заработанные купюры в семейную шкатулку, покупать Максимке мороженое или маме новый платок, не прося ни копейки. Даже простая покупка тетради на свои деньги наполняла ее тихой гордостью.
Но работа была не сахар. Ариадна Валерьевна была перфекционисткой и трудоголиком, требуя того же от других. Она могла заставить перемыть всю посуду из-за единственного развода на стакане. Когда основная кухонная работница уходила, Юлия драила кухню по два-три раза за вечер, попутно следя за идеальной чистотой в зале. Все должно было блестеть: стекла, зеркала, столешницы. Качество еды было отменным, и народ в столовую шел потоком — на завтрак, обед и ужин. Заведение работало до девяти, и под конец дня часто заглядывали студенты и школьники, чтобы посидеть за чашкой чая с душистой выпечкой.
Хозяйка была строга и властна. Неисправленная сразу оплошность могла стоить штрафа. Но за усердие она и премировать не скупилась. Принцип кнута и пряника работал безотказно.
Юлия уставала. Синяки под глазами стали ее постоянными спутниками. Она забыла, когда в последний раз ходила в кино или просто гуляла с бывшими одноклассницами. С новыми сокурсниками и вовсе не общалась. Вероника, дружившая с ней со школьной скамьи, прозвала Ариадну Валерьевну Хозяйкой Медной Горы — холодной, блестящей и неумолимой.
Девушка понимала, что такая нагрузка сказывается на учебе, но где еще найти работу в семнадцать лет? И домой поздно возвращаться не так страшно, когда работа в двух шагах.
Однако в последнее время мысли о смене работы стали навязчивыми. Причиной был муж хозяйки… Его внимание пугало. После того как Юлии исполнилось семнадцать, он стал как-то особенно пристально поглядывать на нее, «случайно» касаться руки, настойчиво предлагать подвезти, будто не слыша отказов. Девушка боялась пожаловаться Ариадне Валерьевне. А вдруг та обвинит ее саму? Вот и пряталась она за шваброй и тряпкой, надеясь, что ему это наскучит. Уйти — значило потерять стабильность, а вдруг другую работу не найти?
И теперь Вероника тащила ее на Гагарина, 42. Пусть себе пытается, если возьмут. Юлия же рисковать не хотела.
В кадровом агентстве выяснилось, что требуются официантки в комплекс «Перекресток» — гостиницу с кафе на объездной трассе. Летом там был аншлаг.
— График с восьми до семнадцати, обеденный перерыв. Смены три через один. Зарплата — сто пятьдесят рублей в день плюс ваши чаевые. Для персонала — служебный транспорт, — пояснила менеджер.
Вероника приуныла. Она видела, во что превратилась жизнь подруги.
— Соглашайся, — тихо подбодрила ее Юлия. — Это не полы мыть. С людьми общение, чаевые, да и возить будут.
— Ладно, можно попробовать, — неуверенно кивнула Вероника.
Как ни странно, работа пришлась Веронике по душе.
— Представляешь, вчера чаевых вышло больше, чем зарплата за смену! — взахлеб рассказывала она подруге, когда у них наконец совпали выходные. — На ногах, конечно, целый день, но зато не в пример тебе. Тебе твоя Хозяйка Медной Горы за полгода ни копейки не прибавила, а пашешь ты, как вол. Слушай, может, к нам перейдешь? У нас один официант, Витя, вечно опаздывает, гости жалуются. Я поговорю с хозяином, Леонидом Игнатьевичем, он тебя возьмет.
— Нет, Вер, я не могу так, — вздохнула Юлия. — Вы же на лето набираете, а потом что? Мне нужна стабильность…
— Ага, стабильность, — фыркнула подруга. — Стабильно на тебя кричат, стабильно за тобой ее муж глазки строит, стабильно не высыпаешься.
— Давай не будем. Пошли в кино, как договаривались. Только Максима с собой возьмем, пусть мама с дядей Сергеем побудут наедине.
— А у них что, серьезно?
— Похоже на то, — улыбнулась Юлия. — И я только рада.
В последний учебный день мать вернулась с работы с необычным блеском в глазах и призналась, что ее пригласили в кафе. Наладчик из цеха, Сергей, давно присматривался к Елизавете и наконец решился. Юлия лишь обняла мать: «Иди, мам, тебе это нужно». А сегодня Сергей впервые пришел в гости на обед, знакомиться с детьми. Чтобы не смущать гостя, Юлия и решила увести брата из дома.
Возвращаясь с Вероникой, она в подъезде столкнулась с кассиршей из столовой, Галиной.
— Девонька, твои вещи, — та протянула пакет.
— Какие вещи?
— Ариадна тебя уволила. Сказала отдать и чтобы завтра не приходила.
— Но почему?!
— А кто ее знает. Вчера на тебя косо смотрела, а сегодня вообще будто бес вселился.
Разговор по телефону был коротким и горьким. Ариадна Валерьевна, заметившая вчера взгляд мужа, была беспощадна.
— Специально в коротком ходишь, чтобы внимание привлекать, бесстыдница! Ищешь богатенького? Мой муж — не твой вариант!
— Да вы что! Просто жарко! Да мне ваш муж совсем не нужен!
— Знаю я вас, молодых. Сколько таких мимо прошло! Ищи другую работу. И чтобы духу твоего здесь не было.
Юлия опустила телефон. Слезы текли по щекам сами собой.
— Да ерунда все это! — обняла ее Вероника. — Только обрадуйся!
Но девушка сидела на подъездном подоконнике, вытирая лицо ладонями. Нельзя было показывать матери слезы, нельзя портить ей этот день.
Вечером она все же рассказала.
— Знаешь, я даже рада, — Елизавета погладила ее по волосам. — Как же я себя ругала, что позволила тебе в такую кабалу…
— Мам, я уже привыкла к самостоятельности. И сидеть без дела не буду. Завтра поеду с Верой, попрошусь к ним.
Они отправились на автобусе. Вероника, мечтавшая выспаться, проспала служебную маршрутку. Юлия заняла место у окна, а подруга пошла оплачивать проезд.
— Вот, твой счастливый билет, — Вероника протянула ей бумажку.
Юлия взглянула рассеянно. Пять пятерок подряд. 55555.
— Выкинуть надо.
— Оставь как талисман! — настаивала Вероника. — Увидишь, он тебе удачу принесет.
— Счастье от цифр не зависит, — пробормотала Юлия, но все же сунула билет в кошелек.
Как бы ни твердила потом Вероника о магии цифр, Юлия знала — помог случай. Администратор как раз жаловалась хозяину на нерадивого официанта, когда они вошли в кабинет.
Леонид Игнатьевич, мужчина лет пятидесяти с седыми висками и добрым, усталым лицом, выслушал их.
— Похоже, одно место как раз освободилось, — сказал он, когда Юлия, сама не зная почему, откровенно рассказала и о прошлой работе, и о причине увольнения. — Эх, молодежь… Для меня главное — работать честно, приходить вовремя и с гостями приветливо. И улыбайтесь почаще! Улыбки у вас — как солнышко. Если устраивают условия — завтра на стажировку.
Работа оказалась иной. Да, было непросто, но коллектив был дружным, а Леонид Игнатьевич — справедливым руководителем. Он мог и сам встать к стойке, если видел, что персонал не успевает. Здесь царила атмосфера большого, немного шумного, но доброго дома.
Лето пролетело незаметно. Наступил конец августа, и Юлия с грустью думала о поиске новой подработки. Вероника же, купив телефон и обновив гардероб, была счастлива вернуться к студенческой жизни.
В последний рабочий день Леонид Игнатьевич вызвал их в кабинет.
— Спасибо вам, девочки. Видел, как вы старались, — он протянул конверты. — Премия. На следующее лето жду?
Вероника отказалась — ее звала сестра на юг. Юлия же сомневалась.
— Я, наверное, буду искать что-то на учебный год…
— Понимаю. Но если хочешь остаться — есть предложение. Горничная. После учебы будешь убирать номера. Зимой работы мало, справишься. Дорогу оплачу, вечером на служебной машине домой. График — два через два. А в выходные — подработка на банкетах. Как думаешь?
— Я согласна, — ответила Юлия без раздумий.
На улице Вероника торжествующе подмигнула:
— А я что говорила? Счастливый билет!
Юлия лишь отрицательно качнула головой, но в душе что-то дрогнуло.
Прошел год. Вероника уехала на море, а Юлия, окончив колледж, стала постоянным сотрудником. Леонид Игнатьевич выделял ее — по-отечески, заботливо, часто вручал премии «в конверте» с таинственным подмигиванием. Она не понимала причин такой доброты, но сердце подсказывало — здесь нет скрытого умысла.
Его жена, Олеся Тихоновна, часто навещала кафе. Элегантная, улыбчивая женщина с теплым взглядом, она была всеобщей любимицей. Юлия восхищалась их парой, но позже узнала печальную тайну — детей у них не было.
Когда девушка, получив диплом кондитера, попросилась на кухню, Леонид Игнатьевич мягко отказал, но предложил нечто большее.
— Ты прекрасно справишься с должностью администратора, Юлечка. Марина, наша нынешняя администратор, скоро уезжает. Именно она тебя и рекомендовала. Ты должна расти.
Так в ее жизни началась новая глава.
На сорокатрехлетие Елизаветы Юлия организовала семейный ужин в кафе. За столом собрались мать, отчим Сергей, брат Максим и тетя Ирина. В разгар вечера зашел Леонид Игнатьевич — забыл документы. Увидев его, Елизавета и Ирина побледнели, словно увидели призрак. Он, поздравив хозяйку праздника, быстро удалился, но его растерянность была заметна.
Дома, после долгих упрашиваний, правда начала проступать сквозь завесу молчания. Юлия, собрав все мужество, высказала догадку:
— Он… мой отец?
— Нет, — глухо ответила Елизавета. — Твой отец… его звали Владислав. Он погиб.
— Тогда при чем здесь Леонид Игнатьевич?
Но мать замкнулась в себе, и тетя поспешно ретировалась.
На следующий день Юлия без стука вошла в кабинет начальника. Он сидел за столом, и от него пахло алкоголем. Его вид был красноречивее любых слов.
— Это из-за вчерашнего? Из-за мамы? — прямо спросила она.
— Отчасти… Она рассказала тебе?
— Сказала, что мой отец — Владислав. И что он погиб. Но кто он вам?
Леонид Игнатьевич опустил голову, потом поднял на нее глаза, полные боли и тоски.
— Владислав… был моим младшим братом. Когда я стал наблюдать за тобой, ты показалась мне до боли знакомой. Те же жесты, та же улыбка, те же глаза… Его глаза. Поэтому душа тянулась к тебе, будто чувствуя родную кровь. Я не знал, Юлечка. Клянусь, не знал.
И он рассказал. О любви ее родителей, горячей и стремительной. О том, как гордый и увлекающийся Владислав жил мечтами о горах и путешествиях. О ссоре, когда Елизавета, узнав о беременности, поставила ультиматум: семья или риск. О том, как он, желая «остыть», уехал в экспедицию, а вернувшись, получил через сестру Елизаветы, Ирину, страшную весть: ребенка нет. О том, как он, сломленный, уехал на север, а через год трагически погиб в горах.
— А я… я поверил тогда, что Лизка действительно так поступила. Осуждал ее. Мы с Олесей уже тогда мечтали о детях… Я и имени ее не запомнил, звал просто Лизкой. А ты носила девичью фамилию матери… Я не связал факты. Не мог и подумать.
Юлия сидела, не в силах вымолвить слово. Кровь гудела в висках.
— Значит… вы мой дядя.
— Да, племянница. Родная кровь.
Дома Елизавета, рыдая, подтвердила эту историю, каялась в своей гордыне и страхе, в желании вычеркнуть боль прошлого.
— Я думала, он нас променял на свои горы… Не хотела, чтобы ты выросла и бегала на могилу к тому, кто нас бросил. Я была глупа и жестока. К обоим.
Судьба, сплетя нити в причудливый узор, наконец соединила то, что было разорвано. Юлия с матерью нашли могилу Владислава. Глядя на фотографию на памятнике, девушка содрогнулась — она была его живым отражением.
Правда не разъединила, а, наоборот, сблизила. Леонид Игнатьевич и Олеся Тихоновна стали для Юлии второй семьей. Бездетная пара обрела в лице племянницы дочь, которой могла гордиться. Олеся Тихоновна стала ее крестной матерью.
Прошли годы. Юлия выросла из робкой девчонки в уверенную, мудрую женщину. Когда она выходила замуж, дядя сделал ей самый бесценный подарок — доверие. Он назначил ее управляющей всем комплексом, видя в ней не только родственницу, но и достойную преемницу, человека с горячим сердом и холодным умом.
Елизавета, наконец позволив себе счастье, создала крепкую семью с Сергеем. Максим, повзрослев, пошел своей дорогой, не ища того, кто однажды от него отказался, — в его жизни уже были настоящие отец и сестра.
А тот самый билет с пятью пятерками Юлия так и не выбросила. Он хранился в ее самом первом кошельке, как тихое напоминание о том, что иногда случайность — это лишь рука судьбы, бережно ведущая нас к тому месту, где мы обретаем себя и свою настоящую семью. И что жизнь, подобно реке, может сделать неожиданный поворот, чтобы воссоединить разрозненные берега в единый, прекрасный и прочный ландшафт сердца.