Мужчина брёл по промокшей до нитки улице, не торопясь. Небо словно кто-то развернул кран и забыл перекрыть — дождь лил ровной стеной, а тучи, слипшись в один тяжёлый пласт, прижимали город к земле.
Он любил такие дни. Люди по одиночке удирали под козырьки и в подъезды, поднимали воротники, прятали лица в шарфы и ругались на сырость. А он, наоборот, чувствовал себя свободнее, когда вокруг становилось пусто.
Человеческая толпа его утомляла. От множества голосов и взглядов внутри возникала странная скованность. А вот звук капель по куполу зонта, глухой шорох воды по крышам и лужам успокаивали. Дождь никогда не задавал вопросов — только тихо говорил сам с собой.
Он шёл без цели, позволяя ногам выбирать дорогу. Казалось, стоит только не вмешиваться, не стараться всё контролировать — и дождь сам выведет туда, куда нужно.
Мимо маленького скверика он почти проскользнул, не замедлив шага. Там обычно днём пусто, а в такую погоду и подавно. Пустые лавочки, мокрые клумбы, деревья, с которых струился холодный поток.
И вдруг из-под одной лавки вылетел тёмный, дрожащий комочек и вцепился лапами в его ботинок.
Мужчина остановился. Монотонный перестук воды по зонту будто приглушился. Крохотный котёнок, насквозь мокрый, дрожал, жалобно тянул тоненькое «мяу» и буквально повис на его обуви.
Котёнок прижимался к его ноге, словно к единственному тёплому месту во всём мире. Шерсть прилипла к коже, лапы скользили по влажной коже ботинка. Нужно было решить: пройти мимо или остановиться по-настоящему.
Он опустил взгляд, задержал дыхание.
«Дождь ведь не просто так приводит людей в одни и те же места», — мелькнуло у него в голове.
Он присел, аккуратно поднял замёрзшее существо и поднёс ближе к лицу. Котёнок увидел крупные, необычно внимательные глаза и пискнул едва слышно. В этом звуке не было уверенности, не было надежды на чудо — просто тихая просьба: хоть бы не прогнали… хоть бы дали поесть.
Мужчина посмотрел на него пару секунд, словно что-то взвешивая внутри, а потом развернулся в сторону дома. Левой рукой он удерживал зонт, а правой прижимал маленькое тельце к груди, прикрывая от ледяных струй.
Котёнок вскоре начал тихонько глухо урчать, будто сам себя успокаивал. Иногда он всхлипывал, издавая тонкие звуки, но уже не так жалобно — крохотное тельце постепенно отогревалось. Важно было только одно: его несут, а не оставили под лавкой. Куда именно — значения не имело. Холодная ночь под открытым небом точно была бы хуже.
Когда мужчина подошёл к дому, мысли о «разговорах дождя» куда-то исчезли сами собой. Все внутренние размышления свернулись в одну простую задачу: высушить, накормить, согреть. Этого оказалось достаточно.
Он остановился у подъезда, сложил зонт, и на мгновение подставил лицо под ледяной ливень. Капли больно били по коже, но ему почему-то вдруг стало легче дышать.
На мрачном небе в этот момент на секунду прорвалась узкая полоска света — словно кто-то слегка приподнял хмурое покрывало. Луч скользнул по мокрым крышам, по окнам, по деревьям, едва коснулся мужчина и тут же опять исчез в серой мешанине туч.
Мужчина невольно улыбнулся. Он понял: отныне его прогулки под дождём уже никогда не будут такими, как прежде. У этой истории появился второй герой.
Он поднялся по ступенькам, открыл дверь квартиры, аккуратно закрыл её плечом, чтобы не потревожить котёнка. Достал из шкафа большое мягкое полотенце и аккуратно вытер промёрзшее тельце. Котёнок сначала пытался вырываться, но тепло и мягкость быстро его обезоружили.
На кровати он расстелил полотенце и положил малыша, а рядом поставил две миски: в одной налил тёплое молоко, в другую положил мелко нарезанную курицу.
Котёнок бросился к еде так, будто боялся, что она сейчас исчезнет. Он торопливо жевал, иногда поперхиваясь, а мужчина тихо гладил его по спине и бокам, расправляя влажную шерсть.
Иногда котёнок поднимал голову и ловил взгляд человека. В эти секунды мужчина лишь чуть шире улыбался — без слов, без особых эмоций, как будто всё происходящее было само собой разумеющимся.
Потом он нашёл в подвале немного песка, насыпал его в старый невысокий ящик и поставил в угол комнаты, соорудив импровизированный туалет.
Когда все первостепенные дела были сделаны, он просто прилёг рядом, не раздеваясь. Котёнок, поев, немного послонялся по кровати, понюхал рукав его свитера и устроился у него у живота, собрав лапы под себя.
Ночью малыш несколько раз вскакивал, словно пугаясь собственных снов. В такие моменты он подбирался к лицу мужчины, осторожно трогал его усами, слушал его дыхание.
«Это мой человек», — если бы котёнок умел формулировать мысли, они звучали бы примерно так. Тело его начинало вибрировать от громкого урчания. — «Как же повезло, что я успел выбежать из-под этой лавки…»
Потом он снова сворачивался клубком у тёплого бока, мял лапами одеяло и погружался в сон.
Мужчина во сне тоже улыбался. Ему виделось что-то странное: будто солнце льёт свет сквозь дождь, будто птицы поют под мокрым небом, не обращая внимания на холод.
За окном в это время по-прежнему шёл упёртый осенний дождь. Не громкий, но бесконечный. Небо так и оставалось мутным, тяжёлым, будто не собиралось проясняться.
Под другими лавками, в переулках, у мусорных баков, в подворотнях жались друг к другу мокрые коты и собаки. Они дрожали, поджимали лапы, жмурились от ветра и иногда смотрели на редких прохожих снизу вверх — с тихой, почти незаметной надеждой.
Вдруг кто-то остановится. Уберёт с дороги. Нальёт миску молока. Откроет дверь.
А может быть — просто подарит им шанс выжить.