Лера стояла у мольберта, но взгляд ее был устремлен в окно, за которым кипела бесконечная городская жизнь. Она училась на художественном, и вся ее сущность жаждала творчества, но каменные джунгли, казалось, высасывали из нее вдохновение, оставляя лишь легкую, почти неуловимую печаль в глубине ее глаз. Ей было двадцать пять, и позади остался рубеж, отделивший одну жизнь от другой. Три года назад мир оборвался для нее звонком телефона, и с тех пор ее не покидала навязчивая, тихая мысль, шептавшая по ночам.
— А что, если все изменить? Оставить позади этот вечный гул, перевестись на заочное отделение и отправиться в тот самый маленький рай, что хранится в памяти?
Каждое лето ее детства и юности было озарено солнцем, пахло свежескошенной травой и смолой. Они уезжали с родителями в деревню, если, конечно, это скопление из пятнадцати домов, разбросанных по берегу реки, можно было так назвать. Это было место, где время текло иначе, медленно и величаво, как полноводная река. Там оставались те, кто предпочел тишину и свое небольшое хозяйство безумному ритму большого мира.
А какая там была красота! Небольшая, но стремительная речушка, в водах которой отражалось бездонное небо. А вокруг — древний сосновый бор, полный тайн и даров: упругие боровики, скрывающиеся во мху, душистая малина и рубиновая костяника.
Дом, их семейное гнездо, теперь стоял пустой, но Лера помнила, как всего несколько лет назад в нем теплилась настоящая, полнокровная жизнь. Она до сих пор чувствовала аромат, что будил ее по утрам: дедушка растапливал печь, а бабушка стряпала блины, воздушные и золотистые, и заваривала чай, настоянный на собранных своими руками лесных и луговых травах, с добавлением душистых ягод.
Шум мегаполиса никогда не манил ее. Она обожала эти приезды, когда можно было часами бродить с этюдником, писать акварели на опушке, собирать грибы, прислушиваясь к шепоту листвы. Ей нравилась эта размеренная, глубокая жизнь в тихом, укромном уголке земли, где каждый звук был на своем месте.
Когда не стало и бабушки с дедушкой, дом словно замер в ожидании. Двор постепенно скрылся под одеялом из полевых цветов и высокой травы, крыша под грузом лет немного покосилась и явно просила заботливых рук.
— Ну, вот, кажется, все собрано. Пора в путь-дорогу, — тихо произнесла она, еще на минуту задержавшись на пороге городской квартиры.
Она взяла свои скромные пожитки и направилась к машине. Деревня Ленёвка находилась всего в тридцати километрах, но казалось, будто это другое измерение. День был ясным и солнечным, и с каждым километром настроение ее становилось все светлее и приподнятее.
— А вот и он, родной. Какой же он милый и родной, — выдохнула она, останавливаясь у знакомого с детства забора.
Она припарковалась, но подъехать вплотную не удалось — вход был буквально поглощен зарослями лопухов, крапивы и каких-то неведомых цветов. Пробиться к калитке оказалось целым приключением. С трудом, применив усилие, она распахла ее и ступила на территорию, понимая, какая гигантская работа предстоит, чтобы вернуть этому месту былой уют.
Внутри пахло пылью, старым деревом и тишиной. Две небольшие комнатки и кухня встретили ее прохладой. Лера принялась растапливать печь, с трудом отыскав оставшиеся в поленнице дровишки. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы «раскачегарить» старую норовливую печь, но вот уже весело затрещали первые поленья.
Первая ночь прошла в тревожном полусне. Она не могла привыкнуть к этой оглушительной, абсолютной тишине, которая наступала после заката, такой контрастной после постоянного городского гула. Утром ее разбудили не привычные звуки машин, а четкие, ясные шаги за окном. Сердце на мгновение ушло в пятки от неожиданности.
За окном, во дворе, стоял незнакомец. Мужчина лет тридцати пяти, с серьезным, даже немного угрюмым лицом и темной бородой. Но во всей его осанке, в спокойном взгляде было что-то неуловимо надежное и доброе.
Собравшись с духом, она вышла, чтобы узнать, в чем дело.
Когда калитка со скрипом открылась, незнакомец, которого, как выяснилось позже, звали Виктор, явно удивился и даже смутился. Он, видимо, не ожидал встретить здесь молодую женщину с таким открытым и в то же время задумчивым лицом.
— Вы что-то хотели? — спросила Лера, стараясь говорить уверенно.
— Я просто увидел дым из трубы… Дом давно стоял пустой. Решил проверить, все ли в порядке, — объяснил он, и голос его оказался на удивление глубоким и мягким.
— Здесь жили мои бабушка с дедушкой. Дом перешел ко мне. А вы… неподалеку живете?
— Видите вон тот дом, на пригорке? Там я и живу. С мамой. Она… плохо себя чувствует. У нее никого, кроме меня, — произнес он с легкой, привычной грустью.
— Надолго к нам? Или так, наведались ненадолго? — поинтересовался он, и в его глазах читалось неподдельное любопытство.
— Я настроена серьезно. Хотя, если ничего не выйдет… Но нет, я очень хочу, чтобы все получилось. Правда, работы предстоит немерено, вы же видите, во что все превратилось.
Она окинула двор еще одним оценивающим взглядом, и объем предстоящих дел слегка испугал ее.
— Да, вижу, конечно. Но если вы не против… Я могу помочь справиться с этими джунглями. У меня есть газонокосилка.
Они договорились встретиться после полудня. Виктор вернулся с техникой, привел в порядок запущенный участок, но надолго не задержался, сославшись на то, что маму надолго одного оставлять нельзя.
На следующий день он пришел снова, на этот раз с топором и пилой. Помог наколоть целую гору дров, убрать сухие ветки и хворост. Лера была несказанно рада такой помощи.
— Как бы я без вас справилась? Огромное вам спасибо. С меня пирог, завтра, значит, жду в гости.
Она пригласила его к обеду, и он, после небольшой паузы, согласился. Лере показалось немного странным, что Виктор всегда куда-то торопился. Он никогда не задерживался больше часа.
Утром следующего дня в доме запахло сдобным тестом и сладкими яблоками. Лера понимала, что ждет этой встречи с нетерпением. Ее пленила его ненавязчивая забота, спокойная сила и отзывчивость. Он не был похож на простого деревенского жителя; его выдавала удивительно грамотная, красивая речь и какая-то врожденная деликатность.
Ровно в назначенный час раздался легкий стук в калитку.
— Тук-тук. Можно?
Он вошел, толкнув калитку, и его сразу окутал волшебный, согревающий душу аромат свежей выпечки и топленого молока. Лера уже ждала его, на столе красовался румяный пирог.
Они пили чай из старого самовара и разговаривали, и беседа их текла легко и непринужденно. Оказалось, что у них много общего. Виктор прекрасно разбирался в искусстве, особенно в импрессионистах, и мог часами говорить о свете и тени. Лера с удовольствием показала ему свои этюды и наброски. Но не прошло и часа, как он с той же легкой грустью в глазах стал собираться.
— Лера, мне пора. Мама ждет. Я, к сожалению, сейчас не принадлежу себе целиком.
— Я понимаю. Значит, до завтра? Я буду на озере, заканчивать один этюд. Приходите, устроим небольшой пикник.
Она очень хотела снова увидеть его. Осознание того, насколько ей с ним интересно, застало ее врасплох.
На следующий день она ждала его на берегу озера, установив мольберт. Время текло медленно, солнце прошло зенит, а знакомой тени на тропинке так и не появилось. И на следующий день он не пришел.
Лера ловила себя на том, что мысли ее постоянно возвращаются к нему. Она ждала. Бесцельно бродила по окрестным тропинкам, иногда приближаясь к дому на пригорке в тщетной надежде случайно встретиться.
— Вы кого-то ищете, милая? — раздался за ее спиной хриплый, но добрый голос.
Перед ней стоял старый дедушка с корзинкой, полной грибов.
— Да, я… А вы не знаете Виктора, который вон в том доме живет?
— Кто ж его не знает-то. У него супруга, Василиса, сейчас в коляске. В аварию они попали. Ему повезло, отделался ушибами, а она позвоночник повредила. Вот он за ней теперь и ухаживает, не отходит почти.
— А… Спасибо вам большое, — прошептала Лера, чувствуя, как почва уходит из-под ног.
В висках стучало, и внутри все переворачивалось от невыносимой боли и полной неразберихи. Почему же он сказал, что болеет мама? Почему ни словом не обмолвился о жене?
Этот вопрос долго мучил ее, не давая покоя. Она перебирала в памяти их недолгие встречи, его слова, его сдержанную улыбку. Может, ей так показалось из-за ее собственного одиночества? А может, это была та самая, внезапная и нежная влюбленность, что ослепляет и заставляет видеть только хорошее?
В доме стало неуютно. Стены, которые должны были дарить покой, будто давили. Мысли о предстоящем капитальном ремонте, о необходимости постоянно топить печь и колоть дрова вызывали лишь усталость. Одиночество накрыло ее с новой силой, и решение созрело само собой — нужно возвращаться.
Утром она сложила вещи в чемодан и, на прощание, сварила кофе. Она сидела за столом и размышляла о том, что жить здесь, в тишине, можно, но для этого нужны силы — не только физические, но и душевные, и крепкое мужское плечо рядом. Она поняла, что одной ей не поднять этот дом, не вернуть ему жизнь.
Ее грустные мысли прервал негромкий скрип. «Виктор», — мелькнуло в голове. Она выглянула в окно, но никого не увидела.
Выйдя на крыльцо, она замерла в изумлении. Перед ней была женщина в инвалидной коляске. Ее удивлению не было границ.
— Здравствуйте. Вы Лера? Меня зовут Василиса. Я… жена Виктора. Он мне о вас рассказывал, — женщина говорила быстро, но четко, глядя на нее прямым и спокойным взглядом.
— Знаете, он последние дни ходит сам не свой. Мы с ним… мы должны были развестись еще до аварии. Наши чувства друг к другу давно стали просто теплой дружбой. Но он, такой человек, не мог меня оставить в беде. А теперь, когда появились чувства к вам, он разрывается, не знает, как поступить честно и правильно.
— Он хороший человек, я не хочу быть ему обузой и стоять на пути к его счастью. Я хочу пригласить вас к нам. Этот мужчина заслуживает настоящей, полной жизни.
Лера слушала, не в силах вымолвить ни слова. Она не могла даже предположить, что возможна такая глубина чувств и такая сила духа.
Когда Василиса замолчала, обе они увидели Виктора. Он шел по тропинке к дому, и по его лицу было видно, как он взволнован.
— Василиса, что ты здесь делаешь? Я тебя везде искал! Как ты добралась?
— Руками, милый. Ты же знаешь, я справлюсь. Я все рассказала Лере. И пригласила ее в гости. Я сказала, что мы с тобой теперь самые лучшие друзья и что наши пути скоро официально разойдутся.
Виктор смотрел то на одну, то на другую, и было видно, как в его глазах, помимо растерянности и заботы, загорается новая, долгожданная надежда.
— Лера, мы будем очень рады видеть вас сегодня у нас на ужине, — сказал он, и в его голосе впервые прозвучала несвойственная ему ранее уверенность.
— Будем ждать, — мягко, но твердо добавила Василиса.
Так началась их удивительная, медленная и такая прекрасная история. Лера и Виктор стали проводить вместе все больше времени. Их дружба, пропитанная взаимным уважением и пониманием, постепенно перерастала в нечто большее — в светлое и трепетное чувство, которое уже ничто не могло омрачить или разрушить. Оно зарождалось, как первый луч солнца после долгой ночи, и крепло с каждым новым днем, с каждой совместной прогулкой по лесу, с каждым тихим вечером, наполненным разговорами у горящего камина.
А что же Василиса? В ее жизни появилась помощница, добрая женщина из соседней деревни, которая с радостью взяла на себя часть забот. А в лице Леры она обрела не просто друга, а родственную душу, с которой можно было говорить о книгах, о жизни, о чем угодно. Они стали настоящей опорой друг для друга, создав свой, особенный и очень крепкий круг поддержки и искренней привязанности.
И под сенью старого, но такого крепкого дома, в тишине, нарушаемой лишь пением птиц и шелестом листьев, три сердца нашли свой уникальный, выстраданный и такой драгоценный покой. Они обрели не просто любовь, а целую вселенную, где каждый был на своем месте, где прошлое стало фундаментом для будущего, а настоящее сияло чистотой и гармонией, как тот самый, дописанный на берегу озера, этюд — идеальный и завершенный.