Хрустящий снег тихо пел под валенками, и девушка впервые за этот день пожалела, что выбрала именно их. Утром, выглянув в окно на заиндевевшие узоры, она подумала, что будет морозно, но сейчас, в предвечерний час, воздух был лишь прохладно-свежим, а ноги отзывались в валенках легкой, но назойливой духотой. Она переступила с ноги на ногу, разглядывая заснеженные ели, стоящие по краям пустынной дороги, их ветви, будто припудренные сахарной пудрой, безмолвно свидетельствовали о недавней метели.
— Не замерзли? — прозвучал за спиной приятный баритон.
Она обернулась, чтобы убедиться, что вопрос адресован именно ей. Перед ней стоял молодой человек, высокий, в добротном драповом пальце, и взгляд его, устремленный сверху вниз, был наполнен живым участием, а в уголках губ таилась готовая родиться улыбка. — Или, может, я помешал? Вы о чем-то таком важном задумались?
— Отчего же помешали? — простодушно и сразу ответила она, чувствуя, как по щекам разливается румянец. — Остановка общая, стойте, сколько душе угодно.
— Вот спасибо за разрешение, — губы незнакомца наконец расплылись в открытой, теплой улыбке. — Стоять, похоже, придется до победного, пока наш неторопливый автобус не соизволит появиться. Я в поселок Весенний. А вы откуда и куда путь держите?
— Знаю ваш поселок! — оживилась девушка. — А мне дальше, до самой деревни Калиновки.
— Ну, так мы почти что соседи, — произнес он, и его взгляд, внимательный и глубокий, на мгновение остановился на ее глазах, словно пытаясь прочесть в них что-то сокровенное. — Леонид, — представился он, сделав небольшую паузу, полную ожидания.
— А-аа, ну да, Лена я, — немного смущенно выдохнула она.
— Очень приятно, Леночка, познакомиться с вами, — сказал он, и в его голосе чувствовалось искреннее желание быть галантным, произвести впечатление на эту молодую девушку с черными, как смоль, бровями, изумрудными глазами, в которых плясали веселые лучики, с милым аккуратным носиком и удивительно открытой, радушной улыбкой, способной, казалось, растопить любую стужу.
Она смутилась по-девичьи, потупив взгляд; никто и никогда еще не обращался к ней с такой почтительной теплотой и не разглядывал с таким нескрываемым интересом. Леонид заметил ее потупившийся взгляд, и от этой детской стыдливости она показалась ему еще более притягательной. Даже сквозь ткань ее светлого полушубка он смутно угадывал плавные, мягкие очертания ее статной фигуры, и это рождало внутри него внезапный, трепетный интерес.
Когда подъехал автобус, он легким, почти невесомым жестом слегка поддержал ее под локоть, помогая подняться на ступеньку. Девушка ощутила новый прилив смущения от такого тактильного, теплого внимания. Она чувствовала, что он значительно старше, опытнее, и оттого его уважительное отношение трогало ее еще сильнее, заставляя сердце биться чаще и наполняя душу неподдельной, чистой симпатией к этому незнакомцу.
— Хочу вас с девушкой познакомить, — Леонид отодвинул пустую тарелку и перевел взгляд с отца на мать. — В воскресенье, наверное, приведу.
Родители переглянулись, и, словно сговорившись, произнесли в унисон: — Приводи!
Мария Федоровна, мать Леонида, ощутила в груди осторожную радость. Именно осторожную, ведь ее Леня был уже на тридцать втором году, а все еще ходил в закоренелых холостяках. Девушка, которую он когда-то называл невестой, неожиданно ушла от него, от другой он ушел сам. Были, конечно, мимолетные увлечения, случайные встречи, но все это было несерьезно, временно и не оставляло следа в его душе.
— Только она… деревенская, из Калиновки, — произнес он чуть виновато, словно заранее готовясь к возможным возражениям.
— Ну, так и мы с твоим отцом давно уже не в столицах прописаны, — вступил в разговор Михаил Тимофеевич. — Что с того, что деревенская? Хороший человек — вот что главное.
Мария Федоровна вроде бы и радовалась, но не могла удержаться от осторожного замечания: — Тут, Ленюша, дело не в деревне, а в вас самих. Мало просто понравиться, надо, чтобы и разговор ладился, чтобы души были родственные.
К лету они уже расписались и отметили это скромным застольем в кругу самых близких родственников. Лена влилась в новую для себя семью легко и естественно, как ей самой казалось. — Я ведь делать все умею, — объясняла она как-то раз Марии Федоровне, помогая той на кухне. — У нас в деревне большое хозяйство, а я средняя дочь. Старшие сестры уже своими семьями обзавелись, вот на мне и лежала львиная доля забот. — Она ловким движением откинула за спину две темные, туго заплетенные косы, накинула на плечи светлую кружевную косынку и принялась доставать муку. — Леонид пельменей домашних просил, так я сделаю, мясо отличное вчера из деревни привезла. Да и в сенях еще корзинка с нашими, деревенскими яйцами осталась.
— А мы, признаться, как-то не очень приспособлены к большому хозяйству, — ответила свекровь, с некоторой робостью наблюдая за уверенными движениями невестки. — Тут, в поселке, мало кто коров или кур держит, времена другие.
Налепив целую гору аккуратных, будто на подбор, пельменей, Лена успела еще и прибраться в комнате, и воды принести, встретив мужа с работы сияющей, как майское солнышко, улыбкой. А после ужина Леонид торжественно открыл проигрыватель и достал оттуда несколько огромных, массивных пластинок в плотных конвертах. — Ну что, культурно проведем вечер, Леночка? — Он с надеждой посмотрел на жену, которой в тот момент до слез хотелось надеть валенки и выйти на улицу, к подножию заснеженной горы, где звенел, не умолкая, ручей, и посидеть там вдвоем, в тишине, слушая только музыку природы.
Но Леонид уже поставил пластинку и устроился поудобнее на старомом, потрепанном диване. Комнату наполнили звуки незнакомой Лене музыки, мощной и торжественной. — Ну что, узнала? Кто, по-твоему, поет? — с легким вызовом спросил он.
Девушка смутилась, напряженно вслушиваясь в высокий, чистый голос. В деревне у них было только радио, и таких пластинок она никогда не видела. — Ну, наверное, Магомаев, — выпалила она наугад, вспомнив единственную известную ей фамилию эстрадного певца.
Леонид расхохотался, громко и немного свысока. Вошедший в этот момент в комнату Михаил Тимофеевич лишь улыбнулся, что окончательно смутило и обескуражило Лену.
— Да это же оперный певец, великий Сергей Лемешев! Неужели никогда не слышала? Или только гармошку в деревенском клубе слушала?
— Я многих певцов знаю и песни знаю, — стала оправдываться девушка, чувствуя, как горит лицо. — Просто этого конкретно не слышала.
— Ох, Лена, Лена… тебе еще многому предстоит научиться, — с легкой снисходительностью произнес Леонид и принялся показывать ей свои сокровища — пластинки, с упоением рассказывая о любимых оперных тенорах и баритонах. Потом он подошел к забитой книгами полке и стал спрашивать жену, какие произведения она читала.
— Это я знаю, мы в школе проходили! — с радостью воскликнула она, показывая на томики классиков.
— В школе они проходили! — передразнил он ее. — А если не в школе? Сама, для души, читала что-нибудь, выходящее за рамки школьной программы?
Лена тихо вздохнула. — Да когда же мне читать? Я же говорю, хозяйство большое, на рынок приходилось ездить, овощи продавать, да и в магазине, когда не моя смена, помогала. Это ты у меня такой умный, начитанный, а я человек простой, — она прильнула к мужу, положив голову на его плечо, в надежде на ласку.
— Вот, начни с этого, — Леонид достал с полки книгу в сером твердом переплете и протянул ей. — Читай вечерами, находи время для самообразования. Это очень важно.
Лена внимала каждому его слову: муж старше, умнее, ему, конечно, виднее. Она понимала разумом, что он говорит правильно, но душа ее просила совсем иного — не сидеть с книгой в одиночестве, а гулять вместе под звездами, обнять его, услышать теплые, ласковые слова, почувствовать себя желанной и любимой…
— Может, сходим на ручей? — робко предложила она, глядя на него с мольбой и ожиданием.
— А чего там не видели? — отозвался Леонид, погружаясь в звуки музыки, и его взгляд устремился куда-то вдаль, за стены комнаты.
— Сегодня в библиотеке лекция о современной поэзии, — с порога объявил Леонид, едва переступив порог дома. — Мы с тобой идем.
Они сидели в первых рядах небольшого читального зала. Выйдя к кафедре, худощавая, немолодая женщина, заведующая библиотекой, окинула собравшихся профессиональным взглядом и негромко поблагодарила всех за проявленный интерес.
Говорила она увлекательно и долго. Лена поначалу слушала очень внимательно, внутренне радуясь, когда звучали знакомые со школьной скамьи строчки стихов. Но вскоре она почувствовала накатывающую усталость; вспомнилось, что легла она поздно, а встала на рассвете, и глаза начали невольно слипаться. Она сама не заметила, как широко, по-кошачьи, зевнула, и спохватилась лишь тогда, когда было уже поздно.
— Если кому-то неинтересно, всегда можно тихонько выйти, — сухо заметила лектор, — тем более, если невыносимо клонит в сон.
Лена вся вспыхнула и прошептала, глядя в пол: — Простите, я нечаянно…
Леонид наклонился к ней и сдавленно, сквозь зубы, произнес: — Необразованная ты, Лена, так хоть виду не подавай.
Уже на выходе, когда Леонид замешкался у полки с новинками, к Лене подошла та самая женщина, что читала лекцию. Она была стройной, одетой просто, но с неоспоримым изяществом. — Не переживайте, пожалуйста, ничего страшного не произошло, — мягко сказала она. — Приходите еще, когда будет настроение. И за книгами заходите, всегда рада помочь.
В ее глазах Лена увидела не осуждение, а понимание и доброту. — Спасибо вам большое! У нас дома, конечно, книги есть, но мне чего-то другого хочется. — Она перешла на доверительный шепот: — И чтобы книжечки не очень толстые, а то я долго читаю.
Женщина тепло улыбнулась. — Вы приходите как-нибудь, спросите Нину Васильевну, это я. Я помогу вам подобрать что-нибудь подходящее. Главное — не стесняйтесь, все у вас обязательно получится.
Домой супруги возвращались молча, каждый погруженный в свои невеселые думы. Леонид думал, что Лена слишком проста, слишком далека от его интеллектуальных запросов. И в то же время он с тоской вспоминал ее тепло, ее жаркие, искренние объятия, тот поток безудержной чувственности, от которой у него кружилась голова и перехватывало дыхание. Лена же, напротив, с благодарностью думала о Нине Васильевне. «Хорошая вы, Нина Васильевна, правда, хорошая, — мысленно повторяла она, все больше проникаясь к ней симпатией и доверием. — Все расскажете, посоветуете, с вами так легко и спокойно».
— Леночка, у меня к тебе маленькая просьба: зови меня просто Нина, по-дружески, — как-то раз сказала библиотекарша, когда они в очередной раз разговаривали у книжных стеллажей. — Я хоть и старше тебя, но разница между нами не такая уж и пропасть.
Их разговоры давно уже перешли с обсуждения книг на житейские, личные темы. Лена узнала, что Нина переехала в поселок совсем недавно, чуть позже нее самой, вместе с десятилетней дочерью. Может быть, это обстоятельство — что обе они были здесь пока еще новенькими, чужими, — и послужило той незримой нитью, что связала их.
Однажды Леонид встретил Лену с работы необычно оживленным и сияющим. — Дошла очередь и до нас, звезда моя! — объявил он, едва переступив порог. — Возможно, уже в будущем году нам дадут квартиру в тех новых пятиэтажках, что за стадионом строят. Наш поселок ведь считается городского типа, так что ростут тут этажи, как грибы после дождя. Да и я в планово-производственном отделе не последний человек, на хорошем счету.
Лена по-детски, совсем по-деревенски, захлопала в ладоши, подпрыгивая на месте и не в силах скрыть переполнявшую ее радость. — Леонид, правда? У нас будет своя, отдельная квартира?! — Она принялась кружиться по комнате, а потом, подбежав к мужу, обвила его руками за шею. Восторг ее был так ярок и искренен, что, казалось, озарял собой всю комнату.
Решив отметить радостное известие, она уговорила мужа сходить в кино. Надев свое лучшее, синее в мелкий белый горошек платье и взяв его под руку, она с горделивой осанкой шла по вечернему поселку. Навстречу им попался запыленный уазик. Он остановился у подъезда одного из трехэтажных домов; молодой водитель, жестикулируя, что-то оживленно рассказывал своему пассажиру. Из машины вышел мужчина лет тридцати пяти; его летняя ветровка была слегка помята, да и сам он выглядел изрядно уставшим.
— Андрей Дмитриевич, доброго вам вечера! — крикнул Леонид. — Неужели только с работы?
— С работы, Леонид, откуда же еще, только домой добрался, — мужчина подошел ближе и, поздоровавшись, вопросительно взглянул на Лену.
— Знакомьсь, Андрей Дмитриевич, моя супруга, Лена.
— Не знал, что ты женился, поздравляю от всей души! — Мужчина, который минуту назад казался уставшим и строгим, вдруг преобразился, лицо его озарила открытая, дружелюбная улыбка, и он с легкой, почти старомодной галантностью слегка поклонился Лене. — Очень рад, несказанно рад! Честно говоря, раньше не встречал вас в нашем поселке.
— Она из Калиновки, деревня в полусотне километров отсюда, — пояснил Леонид.
— Калиновку знаю, прекрасное место, природа там удивительная, — кивнул Андрей Дмитриевич. — Что ж, Леночка, добро пожаловать в наш скромный поселок! Еще раз поздравляю вас обоих! — И, быстро попрощавшись, он направился к своему подъезду.
— А он здесь кто? — поинтересовалась Лена, когда они пошли дальше.
— Начальник новой подстанции. Недавно его назначили, человек с перспективой.
— Хороший он, мне кажется, — задумчиво произнесла Лена.
И тут ей в голову пришла внезапная мысль о Нине из библиотеки. «Вот бы их познакомить, — подумала она. — Оба такие хорошие, оба одинокие… Он же, кажется, разведен».
— Кстати, ты прочитала тот сборник стихов, что я тебе давал? — вернулся к привычной для себя роли наставника Леонид.
— Стихи советских поэтов? Нет еще, — Лена сначала виновато опустила глаза, но потом, встрепенувшись, сказала: — Я в библиотеке другую книжку взяла — стихи Николая Рубцова. И знаешь, мне они ужасно нравятся, я некоторые строчки уже наизусть помню. Вот, например: «В горнице моей светло. Это от ночной звезды…» — она замолчала, и лицо ее вдруг просветлело, озаренное внутренним светом от этих простых и таких глубоких слов. — «Матушка возьмет ведро, молча принесет воды…»
— Неплохо, — снисходительно произнес Леонид. — Но как-то уж слишком просто, по-деревенски. И грустно.
— А мне нравится, — тихо, но упрямо возразила Лена. — Похоже на старинную песню, которую моя покойная бабушка напевала, когда пряла.
Поздней осенью, когда деревья уже полностью сбросили свой багряно-золотой наряд, готовясь к долгой зиме, а на реке только-только встал, еще не окрепший, первый лед, Лена после работы торопилась к Нине. «Наверное, Дашенька, ее дочка, уже из школы вернулась, вот и угощу их конфетами», — думала она, сжимая в руке сверток. В магазин, где она работала, неожиданно завезли шоколадные конфеты — настоящий дефицит в то нелегкое время.
Калитка у дома, где снимала полудом-полуквартиру Нина, была не заперта и открылась беззвучно. Лена тихо вошла во двор, поднялась на невысокое, скрипучее крыльцо. В прихожей горел слабый свет, а в комнате и на кухне царил глубокий полумрак. Лена уже собралась окликнуть подругу, как вдруг ее слуха достигли приглушенные звуки — какая-то возня и сдержанный шепот, от которых у нее похолодело внутри. Ее взгляд упал на обувь, аккуратно стоявшую у порога: она с изумлением узнала до боли знакомые ботинки Леонида, а на вешалке висела его новая, коричневая куртка.
Лена, все еще цепляясь за призрачную надежду, что это какая-то ошибка, дурная игра воображения, окликнула: — Нина? — и сделала шаг вперед. Небольшое помещение не оставляло места для тайн: двух шагов хватило, чтобы оказаться на пороге комнаты. Нина, с трясущимися руками, лихорадочно застегивала пуговицы на своем домашнем халате. Леонид, бледный, с перекошенным лицом, пытался просунуть руку в рукав своей накрахмаленной рубашки.
— Лена, подожди, умоляю, это совсем не то, что ты подумала! — Нина шагнула к ней, но Лена стояла как вкопанная, не в силах осознать, что ее муж делает здесь, в этом доме, в такой час. Ее вопрос прозвучал странно и отстраненно, будто относился к чему-то другому, не имеющему к происходящему отношения: — Зачем? — простодушно, с горькой девичьей наивностью, выдохнула она. — Ну зачем же это все?
— А ты что здесь делаешь? — Леонид, не найдя в себе сил для оправданий, грубо ответил ей вопросом на вопрос.
— А как же я? — Лена, наконец, начала прозревать, и ужас случившегося медленно, но верно наполнял ее душу. — Я ведь твоя жена. — Слова ее звучали так же наивно, словно она все еще надеялась, что это дурной сон, что вот-вот проснется. Глазам ее стало физически больно, и она сначала не поняла — почему. И лишь когда хлынули горячие, обжигающие слезы, она осознала, что это боль от предательства, от рухнувшего в одночасье мира. Она резко развернулась и, выбежав на улицу, почти побежала, не разбирая дороги.
— Ой, как же нехорошо все вышло, как безобразно… — причитала Нина, ломая руки. — Как же ты мог забыть запереть дверь, Леонид? Да и я чего смотрела?
Леонид, кое-как одевшись, бросился за женой. Его длинные ноги быстро сократили расстояние между ними. — Лена, остановись, давай поговорим! — Он схватил ее за руку. — Успокойся, все не так страшно, как тебе показалось, этого не должно было случиться…
— То есть, не верь своим собственным глазам, да? — крикнула девушка, вырываясь, а потом разрыдалась навзрыд, не в силах сдержать всю боль, обиду и унижение.
— Тише ты, успокойся, люди же смотрят! — шипел он, оглядываясь по сторонам.
— А чего мне стыдиться? Это тебе должно быть стыдно! Стыдно и гадко!
— Да, мне стыдно! Я признаю! Но выслушай же меня, пойми, это просто случилось… а люблю-то я только тебя, одну тебя!
Лена с силой вырвалась из его цепких объятий и побежала прочь, к дому свекров.
— Что случилось-то? — испуганно вскрикнула Мария Федоровна, увидев ее заплаканное, искаженное горем лицо. Испуг ее удвоился, когда на пороге появился запыхавшийся и бледный сын. — Да что с вами такое приключилось?
Лена, не переставая плакать, принялась срывать с вешалок свои платья, бездумно скидывая их в старый, видавший виды чемодан. — Я же вам верила! И тебе, и ей! Почему же вы так со мной поступили?!
— Успокойся, все это пройдет, уляжется, — Леонид и сам был сильно взволнован и напуган, особенно тем, что Лена собрала вещи. — Все пройдет, ты остынешь и все поймешь.
Девушка схватила с кровати свою подушку, но тут же отшвырнула ее: ни новое одеяло, ни подушки, данные ей в приданое матерью, забрать с собой сейчас было невозможно. — Пусти меня! — взмолилась она.
— Сядь и успокойся, я тебе приказываю! — уже строго сказал Леонид. — Никуда ты не пойдешь.
— Если не пропустишь, я кричать начну, соседи сбегутся. Я не останусь здесь, слышишь? Ни за что!
— Да куда же ты ночью-то, в чемодане? — родители были в полном смятении и не понимали, что происходит.
— Не могу я здесь оставаться, у него другая женщина есть! — выдохнула Лена, глядя на свекров.
Мария Федоровна прислонилась к дверному косяку, тихо ахнув. — Не может этого быть, наш Леня не способен на такое.
— А вы сходите к библиотекарше Нине Васильевне, спросите у нее, — с горькой иронией предложила Лена. — Может, она вам все и расскажет.
— Мы просто разговаривали о новой книге, я ей пластинку принес послушать… — начал было оправдываться Леонид.
— И одеться впопыхах забыли, — уже почти спокойно, с ледяным отчаянием, добавила Лена.
Вырваться из дома ей все же удалось. Леонид понуро побрел за ней, в глубине души надеясь, что она одумается и вернется. — Ленка, ну я же люблю только тебя! — кричал он ей вдогонку, но слова его звучали фальшиво и пусто.
На остановке было пустынно; последний автобус ушел несколько минут назад. — Брось дурить, идем домой! — Леонид, поеживаясь от набирающего силу ночного морозца, крикнул ей уже сердито. — Нам же квартиру скоро дадут! Ты о чем думаешь? — Он потоптался на месте, видя, что она не реагирует. — Ладно, вали, куда глаза глядят! Все равно автобуса до утра не будет! Я жду тебя дома! — И, махнув рукой, он развернулся и зашагал прочь, не оглядываясь.
Лена же, не в силах вынести мысли о возвращении в тот дом, где ее так предали, направилась к реке. Она знала, что река в этом месте неширока, и, перебравшись на тот берег, можно будет дойти до соседнего села, а оттуда — и до родной Калиновки. Ей нестерпимо, до боли в груди, хотелось домой, в отчий дом, где пахло хлебом и яблоками, где можно было, как в детстве, забраться на теплую печку, прижаться к материнскому плечу и забыть обо всем, что случилось. Оставаться под одной крышей с Леонидом было для нее немыслимо. Ни друзей, ни родственников, к кому можно было бы обратиться за помощью, в поселке у нее не было. Единственный человек, которому она так доверяла, была Нина. Она восхищалась ее образованностью, ее добротой, ее умением слушать и понимать. И тем, как она, одна, воспитывает дочку.
И только сейчас, ступая на хрустящий, зыбкий лед, Лена с горечью вспомнила, что в последнее время Нина стала какой-то отстраненной, часто прятала глаза и больше не приглашала ее в гости. «Как же так можно? — думала она, с трудом различая в темноте протоптанную местными жителями тропинку. — Как можно было так жестоко обмануть мое доверие?»
— Стой! — вдруг раздался за ее спиной резкий, незнакомый голос. — Немедленно разворачивайся и назад, на берег!
Лена покорно, как автомат, повернулась. В сгущающихся сумерках на берегу она увидела высокую мужскую фигуру.
— Давай сюда, ко мне, осторожнее, — мужчина начал медленно и аккуратно двигаться к ней по льду. — Давай, не спеши, а то провалимся оба.
— Мне туда надо, — безвольно показала она рукой на противоположный, темный берег.
— Сначала доберемся до берега, до моего, а там видно будет, куда тебе надо, — его голос был твердым, но не грубым, в нем слышалась забота.
Когда они выбрались на твердую землю, Лена с изумлением узнала в своем спасителе Андрея Дмитриевича. Именно его властный голос заставил ее повернуть назад.
— Постой, кажется, ты… Лена? Жена Леонида? Летом знакомились. Точно, узнаю. Что же это ты, девочка, задумала, по такому ненадежному льду, да еще и ночью? Муж твой в курсе твоих планов?
Только сейчас Лена заметила припаркованный неподалеку знакомый уазик. — Вот если бы я задержался сегодня на подстанции, если бы не поехал этой дорогой, так бы и не увидел тебя, — покачал головой Андрей Дмитриевич. — Сначала подумал, мальчишка какой-то балуется, а присмотрелся — девушка. Давай, я тебя домой отвезу, муж, наверное, места себе не находит.
— Не поеду я домой, не вернусь к нему, — губы Лены предательски задрожали, и слезы вновь выступили на глазах.
— Э-э-э, погоди, девочка, не плачь, — растерянно сказал мужчина. — Что случилось-то? Горе какое? Или кто обидел?
— Не могу я туда вернуться, мне в деревню, к родителям, надо. Я пешком дойду, потихоньку, вы не переживайте, я знаю дорогу.
— Потерпи до утра, а сейчас давай домой, к мужу. Нешто он тебя выгнал?
— Андрей Дмитриевич, я сегодня… я видела Леонида с другой, — выдохнула она, лишь бы он не настаивал на возвращении. — Понимаете, не на улице, не в гостях, а у нее дома… Он меня не любит. Я не могу вернуться…
Мужчина на мгновение замолчал, все поняв без лишних слов. — Ладно, не надо больше, — тихо сказал он. — Пойдем, я тебя отвезу. — Он взял ее за руку, словно маленькую, заблудившуюся девочку, и повел к машине. — Сережа, — обратился он к молодому водителю, — иди домой, отдыхай, а я сам девушку домой отвезу.
— Хорошо, Андрей Дмитриевич, — кивнул шофер. — Тогда утром заеду за вами.
— Договорились, машина у моего дома будет стоять.
— Мы сейчас, Леночка, через мост поедем, это всего пять километров в объезд, и я тебя прямо до Калиновки довезу, — успокоил он ее, усаживая в теплую кабину.
Лена молча смотрела в темное окно, думая о том, как благодарить этого неожиданного спасителя. Она украдкой взглянула на его профиль, освещенный слабым светом приборной панели. «Если бы он был женат на Нине, ничего бы этого не случилось, — с детской, наивной логикой думала девятнадцатилетняя девчонка, возвращаясь с разбитым сердцем и старым чемоданом домой. — Или хотя бы встречался с ней. Тогда бы Леонид…»
— Спасибо вам огромное, — прошептала она, когда он остановил машину у знакомого покосившегося забора. — А как же вы? Обратно-то по темноте?
— Я же на машине, — улыбнулся он. — Я все здешние дороги, как свои пять пальцев, знаю. Не переживай за меня. Иди, ложись спать, выспись как следует, а утром, на свежую голову, все обдумаешь. Может, ты поторопилась с решением.
По дороге назад Андрей Дмитриевич наметил себе еще одно дело: заехать к Леониду и сказать, что с Леной все в порядке, что она в безопасности.
Возвращение дочери глубокой ночью, да еще с чемоданом, испугало ее родителей больше, чем обрадовало. До самого утра в доме почти не сомкнули глаз. Отец ворочался на печи, мать, Евдокия, тихо вздыхала, сидя у стола. И только младшая сестренка Ленка и братишка Вовка, проснувшись, повисли на ней, радуясь неожиданному и столь желанному возвращению старшей сестры.
— По математике помоги, — попросила Ленка на следующее утро. — Задачу никак не могу решить.
— Прямо сейчас, что ли? — устало спросила Лена.
— Нет, вечером, ты же мне всегда помогала, когда дома была.
— А мне сочинение написать надо! — заявил Вовка на всю избу.
— То есть, я, получается, за тебя должна сочинение сочинять? — строго посмотрела Лена на брата, хотя в душе была рада этой суматохе, отвлекавшей от тяжелых мыслей.
Вовка, засовывая в портфель помятый учебник, виновато потупился.
— Это он потому, что книжки не читает никогда, — с важностью пояснила Ленка. — Целыми днями с пацанами за огородами носится, вот и не знает, о чем писать.
Лена поставила на плиту чугунок с картошкой и, повернувшись к брату, сказала: — А книжки читать надо, Вовка! Неучем, что ли, по жизни хочешь ходить? Или вырастешь, как я, необразованная… — голос ее внезапно дрогнул, она села на табурет, и слезы, которых, казалось, уже не осталось, вновь потекли по ее щекам.
— Хватит вам, дразнить сестру! — прикрикнула мать. — Поели? Марш в школу! И чтоб без двоек! Слышишь, Вовка, тебе говорю!
Евдокия подошла к дочери, сняла с головы свой ситцевый платок и нежно вытерла ей слезы. — Перестань, дочка, убиваться-то. Может, еще все наладится у вас. Руку на тебя не поднимает, не пьянствует, работу имеет — уже неплохо.
— Он неплохой, мам, это я… я необразованная, — всхлипывала Лена. — То не так скажу, то музыку его любимую слушать не хочу, то книжки не те читаю. Вот он и нашел себе женщину по себе, образованную, с ней интересно… Ой, мама, он же с другой теперь!
— Как это с другой? — всплеснула руками Евдокия. — Да вы же семья!
— А вот так! С ней интересней! — И Лена, сквозь слезы, выложила матери всю горькую правду о том, что увидела. Евдокия ахала, качала головой, а потом тихо, по-женски, спросила: — А ты, донька, случаем, не тяжелая? Сколь месяцев-то вы живете вместе…
Лена задумалась. — Не знаю, вроде нет… Но даже если бы и так, я бы не вернулась к нему. Ни за что!
— А дитё одна будешь поднимать? — пытливо смотрела на дочь Евдокия, пытаясь угадать правду. — Мы с отцом вдвоем, и то еле-еле справляемся. Ох, не радовал меня этот зять с самого начала, а теперь и вовсе не знаю, что и думать…
— Не вернусь я к нему, мама, понимаешь? Не могу! Я теперь и обнять-то его не смогу… Другая я теперь, мама, понимаешь, совсем другая!
Работа в тот день у Леонида не клеилась, и даже мысль о будущей квартире в новом доме не радовала, а лишь усугубляла тягостное состояние. На душе лежал тяжелый, холодный камень. Теперь он на собственном опыте познал, что такое мучительный осадок на душе. Он искренне хотел «подтянуть» жену, расширить ее кругозор, взвалил на себя эту миссию просветителя и жестоко в ней провалился. В первые встречи с Ниной их разговоры казались ему отдушиной, они говорили на одном языке, с полуслова понимая друг друга. И сам не заметил, как увлекся этой иллюзией духовной близости, не придав значения хрупким, ранимым чувствам своей молодой жены.
Вечером того же дня он нарочно вышел из служебного автобуса недалеко от дома Нины. Постоял в темноте минут десять, куря одну сигарету за другой, и наконец увидел ее, возвращавшуюся с работы. Нина, заметив его, сначала отвела взгляд, но, поравнявшись, все же посмотрела ему прямо в глаза. — Нам не надо больше видеться, Леонид, — тихо, но твердо сказала она. — И говорить не о чем.
— Лена уехала, — глухо произнес он.
— Мне жаль. Мне очень жаль, что так вышло. Поговори с ней, попробуй все исправить. У вас еще все может наладиться, — и, не сказав больше ни слова, она направилась к своему дому.
Сняв пальто и сапоги, Нина прошла на кухню, села за стол и заплакала. Ее волосы цвета спелой пшеницы рассыпались по плечам, которые вздрагивали от беззвучных, горьких рыданий. Ей искренне было жаль случившегося. Жаль было и Лену — эту искреннюю, доверчивую девчонку, которая так к ней потянулась; ей самой хотелось помочь ей, подружиться.
И уже потом, почти случайно, она встретила Леонида — умного, начитанного, привлекательного, человека своего круга. И ей стало мучительно тяжело и стыдно смотреть в глаза Лене, а оттолкнуть ее она тоже не решалась. В этой ситуации ей было жалко и саму себя — одинокую, несчастливую в личной жизни женщину. Не сложилось с первым мужем, пришлось начинать все с нуля в этом поселке, на работе сулили повышение, и тут эта внезапная, не вовремя пришедшая влюбленность…
Нина встала, умылась холодной водой и стала накрывать на стол. Скоро должна была вернуться из школы дочка, надо было готовить ужин, делать уроки, жить дальше.
Проходя мимо строящихся пятиэтажек, Леонид увидел знакомый уазик Андрея Дмитриевича. — Вот кстати, что я тебя встретил! — резко начал он, опуская обычное приветствие.
— Здравствуй, Леонид, — спокойно ответил Андрей Дмитриевич и по-дружески протянул ему руку.
— А вот руки я тебе не подам, — отрезал Леонид. — Это ты вчера мою жену увозил? Кто тебя, интересно, просил?
— Погоди, Леонид, горячиться-то, — устало сказал Андрей Дмитриевич. — Я же прошлой ночью к тебе заезжал, сказал, что твоя Лена в деревню уехала. Отвез я ее только потому, что она сама не хотела возвращаться. Не бросать же молоденькую девчонку одну в ночном поле.
— А я откуда могу знать, что там у вас было? — ехидно спросил Леонид, прищурившись. — Может, ты сам ей предложил прокатиться, воспользовавшись тем, что мы поссорились.
— У-уу, как далеко ты зашел в своих подозрениях, — разочарованно покачал головой Андрей Дмитриевич. — Не о чем нам, видно, говорить. Лучше бы подумал, отчего молодая жена, вся в слезах, от тебя с чемоданом бежала.
Леонид попытался продолжить выяснение отношений, но мужчина развернулся и, не прощаясь, ушел.
Спустя два дня, в субботу, Леонид поехал в Калиновку. Ему казалось, что он выдержал достаточную паузу, да и Лена, наверняка, уже успокоилась и одумалась. Оставалось только помириться и вернуть все на круги своя.
— А вещи мои почему не привез? — было первое, что спросила она, увидев его у калитки.
— Вот всегда ты с порога о вещах, — вздохнул он. — Никуда они не денутся. Лучше пригласи в дом, поговорить надо.
— Проходи, чаю налью, — сухо сказала Лена. — А пельменей домашних нет, так что не обессудь, угощать нечем.
— Да я не за угощением приехал, — Леонид замялся, беспокойно поглядывая на дверь, боясь, что вот-вот войдут родители и помешают их разговору.
— Прости меня, Лена, обидел я тебя жестоко и подло. Не должно было так случиться, уж не знаю, как все вышло… Но что сделано, то сделано. Прости меня, пожалуйста, и возвращайся домой.
— Не могу я вернуться, не смогу, как прежде. Другая я теперь, понимаешь? Совсем другая. Раньше я тебе верила безгранично, во всем слушалась, готова была на руках носить, жизнь за тебя отдать… А теперь душа молчит, ничего не чувствует, только боль.
Леонид еще долго уговаривал ее, приводил доводы, говорил о будущей квартире, о их общем будущем. Но все его слова разбивались о каменную стену ее отчаяния и горькой обиды. Лена лишь мотала головой и просила его уехать.
— Давай разведемся, все равно вместе мы жить не сможем.
— Так значит, я один во всем виноват? — Леонид встал, подошел к печи и, упершись в нее руками, с укором посмотрел на жену. — А ты чиста, как стеклышко? А кто ночью с чужим мужиком в машине укатил? Не ты ли?
Лена вздрогнула, словно от удара, до того неожиданным и ядовитым был этот упрек.
— Я пешком была готова уйти от тебя тогда! Пешком! Спасибо Андрею Дмитриевичу, что не дал мне сгинуть и отвез к родителям.
— Вот-вот, «отвез»! — зло подхватил Леонид. — Ночью, вдвоем в кабине… И ничего, к тебе никаких претензий, ведь никто не видел, чем вы там занимались…
— Уходи, — тихо, но с такой силой в голосе сказала Лена, что он на мгновение опешил. — Уходи сейчас же, пока автобусы ходят.
Леонид попытался было что-то сказать еще, но она лишь молча указала на дверь. И уже в сенях он столкнулся с вернувшимися родителями жены, не успев даже поздороваться.
В поселок ей все же пришлось съездить еще раз — нужно было уволиться с работы и забрать свои личные вещи. Когда автобус сделал остановку у подстанции, задняя дверь открылась, и в салон вошел новый пассажир. — Здравствуй, Лена! — Сиденье напротив нее занял Андрей Дмитриевич.
— Вы как здесь? — удивилась и обрадовалась она одновременно.
Мужчина развел руками: — Безлошадные мы сейчас с моим шофером. Машина сломалась, в ремонте. Но ничего, это ненадолго.
— Я все хотела вам еще раз сказать спасибо, за ту ночь. И простите, что столько хлопот вам из-за меня причинила.
— Да какие уж там хлопоты, не думай об этом, — он хотел спросить, зачем она едет в поселок, но счел это нескромным.
Лена, словно угадав его мысли, сама сказала: — Приехала с работы уволиться, документы забрать. И вещи свои. Обратно этим же автобусом.
— А потом? — внимательно посмотрел на нее Андрей Дмитриевич.
— А потом… разведемся мы с Леонидом. Я домой вернулась, к родителям, буду там жить.
Андрей Дмитриевич молчал, о чем-то раздумывая. — Даже не знаю, что тебе сказать… Отговаривать не могу, тебе виднее. Но знай… Не будет хватать в нашем поселке такой светлой и красивой девушки, как ты. И вот еще что… Пообещай мне, что никогда-никогда больше не пойдешь по хрупкому, неокрепшему льду, — он наклонился к ней чуть ближе, и его глаза, казалось, излучали такое тепло, что она почувствовала, как по телу разливается давно забытое ощущение покоя и защищенности.
— Мороз-то какой на улице разыгрался! — Ленка ворвалась в дом, растирая замерзшие щеки, бросила на лавку портфель и принялась стаскивать с ног валенки.
— Мороз — дело наживное, на печке всегда можно согреться, — задумчиво произнесла Лена, больше сама для себя, чем для сестры. — А вот есть на свете люди, которые выхолаживают саму душу. И ее потом никакой, даже самой жаркой, печкой не отогреешь.
Разведясь с Леонидом, она первое время тосковала и чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной. По ночам, против воли, всплывали хорошие, светлые моменты их недолгого брака — первая встреча, редкие, но такие дорогие сердцу прогулки, даже те самые книги, которые он давал ей читать, — все это теперь казалось частью какой-то чужой, не состоявшейся жизни. Как же так вышло, что та тоненькая ниточка, что связывала их, оборвалась так легко и бесповоротно? Теперь их разделяли не просто километры, а целые вселенные, разные дороги, которые больше никогда не пересекутся.
— Давно я тебя не видела, Ленка, — на улице ее окликнула Анна Матвеевна, ее бывшая учительница математики. — Слышала, ты замуж вышла…
Лена, поздоровавшись, опустила глаза, чувствуя неловкость и стыд, словно это она была в чем-то виновата.
— Не обижайся, девочка, но жалеть тебя я не стану, — без обычной укоризны, но очень твердо сказала бывший классный руководитель.
Лена тут же подняла на нее взгляд, вопросительный и удивленный.
— Что было, то прошло, осталось позади, — продолжала Анна Матвеевна. — Нечего теперь свою печаль лелеять и бередить старые раны.
— Да я и не лелею, Анна Матвеевна, и жаловаться ни на что не собираюсь.
— Правильно, нечего жаловаться, жить надо, вперед смотреть! — Говорила я тебе, получай профессию, а ты все тянула, отнекивалась. А ведь была одной из самых способных моих учениц.
— Да я все думала, как-нибудь само…
— Сколько можно думать? Пора делать! Десятилетка у тебя есть — это уже огромный багаж. Осталось только специальность получить, — Анна Матвеевна переложила тяжелую сумку с тетрадями в другую руку. — Ну, мне пора, а ты заходи как-нибудь, поболтаем.
— Обязательно зайду, как решу, куда поступать, так сразу к вам.
— И вот еще что, если с подготовкой помощь нужна, тоже приходи, не стесняйся.
— Спасибо вам, Анна Матвеевна, — на лице Лены впервые за долгое время появилась не робкая улыбка, а настоящая, широкая, а в глазах затеплились надежда и вера в то, что впереди еще может быть все самое лучшее.
Учительница проводила ее взглядом и тихо, сама себе, сказала: — Эх, молодежь… Иногда им хорошего, своевременного пинка не хватает, чтобы с мертвой точки сдвинуться. — Она вздохнула и добавила уже вслух: — Славная, добрая девчонка. Жаль, что с личным счастьем так сразу не сложилось. Но ничего, все у нее впереди. Все только начинается.
В один из тех теплых, ласковых весенних дней, когда капель звенит, как хрустальные колокольчики, у дома Лены остановился знакомый уазик. — Здравствуйте, хозяева! Лена дома? Можно ее повидать?
Евдокия вышла на крыльцо и пытливым, настороженным взглядом окинула незнакомца. «Начальство какое-то, — мелькнуло у нее в голове. — С чего это дочкой ихней интересуется?»
— А вы кто будете-то? — с любопытством, но уважительно спросила она.
— Да как вам сказать… Просто знакомый. Из поселка Весенний, вряд ли вы меня знаете. Андрей я, можно просто Андрей.
— Знаю! — лицо Евдокии прояснилось. — Конечно, знаю, хоть в глаза и не видела. Это же вы тогда нашу Ленку привезли, она рассказывала. Проходите в дом, что же на улице-то стоите? Или дело какое к ней есть?
— Да так, по делам ехал через вашу деревню, решил навестить, узнать, как она поживает, как дела у нее…
— В город уехала, поступать собралась в техникум, документы надо было отвезти, да и вообще, дела там свои.
— В техникум… — задумчиво, с легкой грустью произнес гость. — Это очень хорошо, правильно. Значит, нет ее дома, не доведется сегодня повидаться. Что ж, тогда передавайте от меня самый теплый привет. Как вас по имени-отчеству?
— Евдокия Ивановна.
— Так и передайте, что Андрей Дмитриевич заезжал.
— Обязательно передам, как же.
— Представительный такой мужчина, я уж подумала, большое начальство пожаловало, — рассказывала потом Евдокия дочери. — А оказалось, это тот самый Андрей Дмитриевич, что тебя тогда спас.
Лена вдруг почувствовала, как по щекам разливается горячий румянец. — А зачем он заезжал-то?
— Так я же говорю — тебя проведать хотел.
— Интересно… — прошептала Лена, смущаясь еще больше.
— Вот что, дочка, слушай сюда, — строго сказала мать. — Неспроста он, считай, в глушь эту приехал. Не для праздной беседы. Зачем ему, занятому человеку, время свое на такие поездки тратить? Это значит, у него в голове насчет тебя мысли серьезные появились.
— Да он просто очень хороший, порядочный человек, мне кажется…
— Пусть будет хорошим, это не вредно, а ты выбрось его из головы. Старше он тебя, ты уж с одним таким пожила, намучилась…
— Да что ты, мама, я о нем и не думаю вовсе!
— Вот и правильно, не думай. Не пара вы. Зачем же на одни и те же грабли второй раз наступать? Может, в городе кого повстречаешь, ровню себе.
— Да никого я не ищу и встречать не хочу.
Июльский зной к вечеру наконец отступил, уступив место легкой, приятной прохладе, принесенной набежавшей с запада небольшой тучкой. Лена, закончив с прополкой в огороде, вышла за ворота, чтобы передохнуть, и заметила, как небо нахмурилось. «Наверное, дождик будет, хорошо, поливать сегодня не придется».
Привычный звук мотора отвлек ее от наблюдений за облаками. На деревенскую улицу выехал и остановился у их забора тот самый уазик, а из-за руля вышел сам Андрей Дмитриевич.
— Вот удача-то какая! Застал я тебя наконец-то дома, Лена! — Он быстро подошел к ней и протянул свою широкую, сильную ладонь. Она, немного смутившись, подала ему свою, и он мягко, но крепко сжал ее тонкие пальцы. — Разве так с девушкой здороваются? — вдруг смутился и он. — Ох, прости, неловкий я, по старинке… В щечку бы тебя поцеловать…
— Нет, что вы, не надо! — вспыхнула она.
— Да я и сам понимаю, неловко, деревенские потом пересуды пойдут. Просто не мог мимо проехать, все думал о тебе, хочу знать, как ты живешь, Леночка?
— Хорошо живу, Андрей Дмитриевич, в техникум поступила.
— В городе теперь будешь жить?
— Да, решила остаться в городе, место в общежитии мне дали.
— Ну, от города до вас тут не так далеко, я сам по службе часто в тех краях бываю. Давай, я тебя как-нибудь на учебу отвезу, скажи только, когда тебе удобно.
Лена смотрела на этого сильного, взрослого мужчину, который внешне казался даже старше Леонида, хотя был всего на год его старше, и понимала, что она ему нравится. И он ей нравился — своей надежностью, спокойной силой, добротой. Но в душе еще оставалась незаживающая рана, еще не изжила себя боль от несостоявшегося замужества. К тому же, прежний страх показаться недостаточно образованной, простой, заставлял ее подавлять зарождающиеся чувства.
— Не нужно, Андрей Дмитриевич, я сама как-нибудь справлюсь.
— Да что же ты все «по отчеству», — мягко упрекнул он. — Зови просто Андреем, мне будет очень приятно.
— Ладно… Андрей Дмитриевич, буду звать. Заходите в дом, мы вас чаем угостим, молоко сегодня свежее.
— Спасибо, Леночка, в другой раз обязательно, а ты лучше постой тут со мной немного, мне договорить с тобой надо, хочу еще раз увидеться.
— Нет, не могу, не надо нам видеться. Учиться мне надо сейчас.
— А разве я твоей учебе мешаю? — удивился он. — Поверь, мешать не буду. Если захочешь, я буду ждать, пока ты учишься, просто позволь быть рядом.
— Нет, что вы, не надо мне этого… Вы уж простите меня, но мне правда надо идти. Спасибо вам за все, за все, — она юркнула за спасительную калитку, а сердце ее забилось часто-часто, словно испуганная птица в клетке.
Он нашел ее в городе. Техникумов было всего три, и отыскать ее не составило большого труда. — Приехал я к тебе, Лена, — сказал он, и пока она не опомнилась, наклонился и поцеловал в самую щеку.
— Здравствуйте, Андрей Дмитриевич! — она дотронулась до щеки, будто его поцелуй был раскаленным железом.
— Здравствуй, Леночка! Все еще по отчеству.
— Хорошо… Андрей.
— Парк тут рядом, чудесный, давай прогуляемся немного, поговорим.
Лена замерла на месте, не решаясь сделать шаг.
— Может, я не вовремя? Может, у тебя есть друг, молодой человек, а я тут со своими стариковскими нежностями…
— Нет, что вы, какой друг… — прошептала она. — Просто я подумала, что ни к чему нам встречаться. Вы такой… взрослый, у вас работа ответственная, вы начальник, а я… я даже профессии пока не имею.
— Девочка ты моя дорогая, — он взял ее за руку и перешел почти на шепот. — Да разве это имеет хоть какое-то значение? Ты думаешь, это важно для меня? Как бы я был счастлив, если бы ты была рядом! Скажи честно, я хоть чуточку тебе нравлюсь?
— Андрей, вы очень хороший человек, правда, самый хороший, но… я не буду с вами встречаться.
— Значит, не нравлюсь, — он отпустил ее руку, и его лицо помрачнело. — Что ж, видно, так тому и быть. Насильно, как говорится, мил не будешь. Прости меня, Леночка, если что не так сказал или сделал. Береги себя, моя хорошая. Будь счастлива.
Андрей развернулся и ушел быстрым, уверенным шагом, не оглядываясь. А Лена осталась стоять на том же месте, в полной растерянности, еще не успев разобраться в своих чувствах, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не побежать за ним, не вернуть. В памяти всплывали неудачный брак, ее собственная поспешность, и ей смертельно не хотелось совершать ту же ошибку во второй раз.
Спустя полгода Лена встретила в райцентре свою бывшую коллегу, Людмилу, с которой они вместе работали в поселковом магазине, когда она была замужем за Леонидом. Людмила была простой, бесхитростной женщиной, и к Лене всегда относилась с искренней симпатией.
— Твой-то, бывший, — сообщила Людмила, — теперь с Ниной Васильевной из библиотеки живет. Она теперь заведующей стала, прежняя-то на пенсию ушла.
— Ну и пусть живут, — Лена с удивлением поняла, что эта новость не вызывает в ней ни боли, ни обиды, лишь легкую, отстраненную грусть. — А что еще нового?
— Ну, про кого тебе рассказать… — задумалась Людмила. — Кого ты там еще знала?
— А вот, знакомый у Леонида был, Андрей Дмитриевич, на подстанции работает…
— А-а-а, он! — оживилась Людмила. — Хороший мужик, наши незамужние бабы на него так и заглядываются. А он и ухом не ведет, ходит себе холостой. Кстати, к нему, поговаривают, бывшая жена приехала, пока у подруги живет… Кто знает, может, сойдутся опять.
— К нему приехала или к подруге? — уточнила Лена, и у нее похолодело внутри.
— Пока у подруги гостит.
Лена побледнела и закусила губу, чтобы не выдать своего волнения. — Ну, конечно, сойдутся, раз она вернулась…
— Ой, а еще твой бывший квартиру-таки получил, — продолжила Людмила. — Но живет пока у Нины Васильевны, там ремонт делает. Ну и магазин наш расширяют, теперь там и промтовары будут. А ты на кого учишься-то?
— На технолога общественного питания.
— Ух ты, молодец, Ленка, хватает же у тебя терпения над книжками корпеть!
— Ну, ладно, Людь, мне пора, — попрощалась Лена и пошла к остановке. «Наверное, так и надо, так правильно», — думала она об Андрее и его вернувшейся жене. «Вот ведь как бывает — развелись, а она вернулась…» От этой мысли стало невыносимо горько, хотя она и сама от него отказалась. И теперь, казалось, ничего уже нельзя было исправить.
«Как же так? — размышляла Лена о внезапном появлении бывшей жены Андрея. — Он никогда о ней не рассказывал, ничего не говорил… Он же хотел быть со мной! Неужели это я сама все испортила, сама его оттолкнула?»
— Дочка, а я тебе жениха присмотрела, — сообщила как-то Евдокия, когда Лена приехала на выходные. — Витька Забралов, помнишь его? В детстве вы вместе в салочки играли.
— Помню я его, сопливого, — поморщилась Лена. — В восьмом классе он ко мне приставать пытался, целоваться хотел. Какой он жених? Не нужен он мне даром.
— Ну вот, не угодишь тебе, — вздохнула мать. — А я с его мамашей говорила, так она тебя в невестки с радостью бы взяла. Парень он неженатый, ровня тебе по возрасту, может, сговорились бы…
— Спасибо, мама, никого мне не нужно.
— Ну заладила: не нужно, не нужно… — Евдокия заметила подавленное настроение дочери и хотела было расспросить подробнее, но и так все было ясно. — Ты о нем думаешь, да?
— О ком?
— Прикидываешься! О своем Андрее Дмитриевиче!
Лена молчала. Любое отрицание было бы ложью. — Он не мой. Да и что теперь думать, мама? Все уже в прошлом.
Евдокия, теребя в руках кончик фартука, заметалась, решая, говорить или промолчать.
— Ладно, скажу! Вижу, что маешься, сама не своя. Приезжал он на прошлых выходных.
— Кто? Андрей?
— Он самый. Очень расстроился, что не застал тебя.
— А что сказал?
— Да ничего особенного не сказал, такой невеселый был. Ох, Ленка, видно, судьба у тебя такая — возрастные к тебе липнут. А если честно, то этот Андрей Дмитриевич мне куда больше по нраву, чем твой первый.
— Правда? — Лена обняла мать, и сердце ее забилось вновь от надежды. — А уж мне-то как по душе!
— Ну, вот и расцвела вся, — улыбнулась Евдокия. — От одного известия расцвела, как маков цвет.
— Поеду я, мама, в поселок. Прямо сейчас поеду. Мне его увидеть надо, поговорить… Если не увижу, не скажу, всю жизнь потом жалеть буду.
— Как это переправу закрыли? — возмущенные пассажиры автобуса засыпали вопросами водителя.
— Вода вчера сильно прибыла, лед повредила, сегодня мост укрепляют, вряд ли проедем, еще не открыли.
— А вдруг откроют? Вези нас, давай, нам домой надо!
— Я-то довезу, а вы потом вплавь что ли на тот берег?
У самого моста и в самом деле стояло уже несколько машин, народ из которых вышел и наблюдал за рабочими. — Говорят, еще часок подождать — и откроют, так что проедем, — успокаивали друг друга люди.
Лена вышла из автобуса и подошла к самому берегу. «Была бы я птицей, перелетела бы на тот берег в одно мгновение, лишь бы скорее его увидеть», — думала она. И вдруг ей вспомнилось, как она ступила тогда на хрупкий лед, и как он, Андрей, остановил ее и спас, отвез домой — растерянную, испуганную, отчаявшуюся. И как она тогда дала ему слово никогда не ходить по тонкому льду. Вот бы и в жизни так: не наступать на этот «хрупкий лед» необдуманных решений, не совершать ошибок. А если уж ступил неверно, чтобы был рядом человек, который остановит, подхватит, убережет от падения.
Стоящие на берегу люди негромко переговаривались. К ним подъехала еще одна машина, с будкой, — бригада энергетиков возвращалась с объекта в поселок. Лена обернулась на звук и замерла: из машины вышел знакомый, такой родной силуэт. Сначала она подумала, что ей показалось, — она никогда не видела Андрея в рабочей спецовке. Окликать его не пришлось — он сам, будто почувствовав ее взгляд, обернулся, и его глаза встретились с ее глазами. В них было и изумление, и недоверие, и такая радость, от которой у Лены перехватило дыхание.
Мост вскоре открыли, и пассажиры стали возвращаться в автобус. Уехала и машина с будкой. А они все стояли на берегу, не в силах оторваться друг от друга, разговаривая без слов, понимая с полуслова, и шум реки под мостом был единственным звуком, сопровождавшим их долгожданную встречу.
Прошли годы. Многое изменилось в жизни Лены, теперь Валентины Григорьевны. Студенческая юность осталась позади, за плечами была интересная работа, радости и трудности, но самое главное — рядом всегда был он, Андрей. Их любовь, рожденная не в порыве страсти, а выстраданная через сомнения и испытания, оказалась той прочной основой, на которой они построили свой общий, счастливый дом.
Как-то раз, уже будучи на пенсии, они сидели на скамейке в своем саду, любуясь закатом. Воздух был напоен ароматом цветущей липы, а небо пылало багрянцем и золотом.
— Помнишь, как ты тогда на льду меня остановил? — тихо спросила Валентина, глядя на его ставшие мудрыми глаза.
— Как же не помнить, — улыбнулся он, беря ее руку в свою, уже не такую сильную, но все такую же надежную. — Это был самый важный мой поступок в жизни. Я тогда не просто тебя спас, я себя нашел.
— А я тогда дала себе слово — больше никогда не ступать на хрупкий лед, — сказала она.
— И ты его сдержала, — он посмотрел на нее с безграничной нежностью. — Мы оба сдержали. Мы построили свою крепкую переправу через всю жизнь. И идем по ней вместе.
И в этом тихом вечернем счастье, в спокойной умиротворенности их взглядов было то, что сильнее любых слов, — настоящая, прошедшая через годы любовь и безмолвная благодарность судьбе за тот давний, морозный вечер, что подарил им друг друга и целую жизнь, чтобы быть вместе.