София всегда верила, что настоящая жизнь начинается после заветного «да» под венец. Она представляла себе утро, наполненное ароматом свежесваренного кофе и нежными словами любимого, вечера под одним пледом с мечтами о будущем. Александр, тогда еще Сашенька, ее рыцарь без страха и упрека, заливался соловьем о вечной любви, клялся, что сделает ее самой счастливой женщиной на земле, что его единственной заботой будет ее улыбка. Она, юная, наивная, пьянеющая от его внимания и напора, верила каждому слову. Ей казалось, что за его уверенностью и силой скрывается бездонная нежность, которую он откроет только ей одной.
А оказалось… Оказалось, что свадьба была не началом сказки, а лишь красивым занавесом, который скрывал его истинное лицо. Александр оказался самовлюбленным нарциссом, эгоистом, для которого собственные желания и комфорт были единственным законом. Его настроение менялось с скоростью ветра в мае, и чаще всего оно обрушивалось на Софию холодным, пронизывающим ливнем упреков и унижений. А через пару месяцев после свадьбы случилось то, что перечеркнуло все ее иллюзии одним махом. В пылу ссоры, потому что она посмела усомниться в его правоте, он с силой толкнул ее. Она отлетела к стене, и в глазах у нее потемнело не от боли, а от ужаса осознания: этот человек способен на большее.
Жили молодые после свадьбы с его родителями, и София, воспитанная в строгости и уважении к старшим, стеснялась скандалить с мужем, боялась выносить сор из избы. Только вечером, в их маленькой комнатке, заставленной свадебными подарками, которые уже казались ей насмешкой, она позволяла себе тихий, сдавленный плач и выговаривала сквозь слезы:
— Сашенька, опять ты пришел выпившим, ну зачем ты пьешь? Разве об этом мы мечтали с тобой раньше? Помнишь, мы сидели в парке, и ты говорил, что наши дети никогда не увидят отца с бутылкой? Ты обещал, что все будет иначе… Я же поверила тебе, я отдала тебе всю себя без остатка.
— Забудь, что было раньше, — отмахивался он, уже раздеваясь и готовясь ко сну. — Ну и наивная ты, тогда мне нужно было жениться на тебе. Ну а теперь ты никуда не денешься, раз вышла за меня… — ехидно бросал он и почти мгновенно засыпал, оставляя ее одну с разбитым сердцем и накатывающей жуткой тоской.
Однажды София с замиранием сердца поняла, что ждет ребенка. Несмотря на весь страх, первобытная радость затмила все тревоги. Она еле дождалась мужа с работы, и вечером, прижавшись к его спине, дрожащим шепотом произнесла:
— Саша, милый, у нас будет ребенок… Ты рад? Я невероятно счастлива, это же чудо!
— Ну и радуйся, — прорычал он, даже не повернувшись к ней. — Ну будет и будет, что тут такого? У всех дети рождаются. Теперь только шума от тебя прибавится.
Когда София ходила беременной, муж словно с цепи сорвался. Он пил еще больше, ругался матом, устраивал скандалы с собственными родителями. А однажды пришел особенно злющий, первой на своем пути увидел мать, которая молча смотрела телевизор, и обрушил на нее поток оскорблений, хоть она и ни слова ему не сказала, только с укором и болью покачала головой.
— А ты чем недовольна, мать? — шипел он, срывая на ней злость за весь день. — Ты как моя Софка, ей тоже не нравится, когда я прихожу под градусом. А это мое дело, что хочу, то и делаю, имею полное право, я хорошо зарабатываю, я в этой семье все!
Отца его, сурового и принципиального мужчину, дома не было, его Александр уважал и немного побаивался. Поэтому и вел себя как разнузданный хам, когда в квартире были только мать с женой — две беззащитные женщины, связанные с ним любовью и долгом. Иногда мать, не выдерживая, жаловалась отцу на сына, ее голос дрожал от бессилия:
— Сонечку жалко, сколько она от него терпит, хоть ты ему скажи, вразуми, пусть бросит свою пьянку, пока не случилось непоправимого.
Отец проводил с сыном суровые беседы, сидя на кухне за массивным дубовым столом.
— Мать на тебя жалуется, что ты тут вытворяешь, когда меня нет дома? Я тебя последний раз предупреждаю, сын, если не бросишь это гнусное дело, плохо закончишь. Еще ни один мужик не выбрался с того дна добровольно, всех в итоге выносили вперед ногами.
— Ладно, бать, я тебя услышал, — бурчал Александр, потупив взгляд. — Ладно, сам все понимаю, но не могу друзьям отказать, давление такое. Обещаю, что завяжу с этим делом. С завтрашнего дня.
То ли суровые разговоры отца, то ли еще что-то подействовало на Александра, но пить он действительно бросил. Бросил насовсем. Но зато в нем проснулся новый, еще более отвратительный демон — он стал хронически раздраженным, желчным, скупым до неприличия. София в слезах делилась со своей матерью по телефону:
— Ой, мам, даже и не знаю, что лучше. Тогда пил, был злым и скандальным, но хотя бы иногда просил прощения. Бросил пить, стал еще злей и жадней. Мишутке нужны новые вещи, ребенок растет не по дням, а по часам, а он не дает денег, говорит, что можно еще в этих вещах ходить, они же еще не развалились. Вроде бы и любит сына, но очень неласков с ним. Разговаривает так, будто перед ним чужой ребенок, который ему чем-то обязан.
— Да, Соня, лютый, неумолимый характер у твоего Александра, — вздыхала мать. — Не слушала ты меня, когда я тебя предупреждала, что смотри в оба, что выбираешь не платье, а судьбу.
— Да, мама, я поняла, что не права была, — плакала в трубку София. — Настаивала на своем – люблю-люблю, без него жить не могу. А эта любовь оказалась вот какая… Колючая, холодная и безнадежная.
— Не знаю, дочка, придется тебе маяться всю жизнь с этим домашним тираном и эгоистом. Его ничего не волнует, кроме собственного удобства. Лишь бы ему было хорошо. Жизнь с ним покажется тебе вечностью, дочка моя бедная, — сокрушенно переживала мать, чувствуя себя бессильной помочь.
Так и было. Время шло, они уже жили отдельно от родителей, сын подрастал. Александр не менялся. Он был постоянно недоволен, как скупой рыцарь, зол на весь мир и требователен до абсурда. Зато он открыл свой бизнес, деньги в доме водились, да и София вышла на работу, чтобы иметь хоть какую-то независимость.
Деньги у него были, но София часто унижалась, выпрашивая на большие покупки. Ей что-то нужно было для дома, сыну для школы. Александр всегда со скандалом и скрипом выдавал ей необходимую сумму, как будто это была последняя кровная копейка. Сын уже учился в старших классах, и София, улучив редкий удобный момент, когда муж был в относительно хорошем настроении, вдруг сказала за ужином:
— Саш, а может нам еще родить ребеночка? Девочку, например? Я так всегда хотела дочку… Миша уже большой, а в доме снова не хватает детского смеха.
— Еще чего нехватало! — фыркнул он, отодвигая тарелку. — Воспитай хоть одного нормально. Да и раздражают меня эти вечные пеленки и крики, не хочу, и даже не начинай меня уговаривать.
София все поняла. Точка была поставлена. Больше она к этому вопросу не возвращалась, закопав свою мечту о большой семье глубоко в сердце. Прошло некоторое время, и жена своим шестым чувством, которое редко подводит женщин, поняла, что у мужа есть другая женщина. Это было каким-то неуловимым изменением в его поведении, запахе, взгляде. Как-то раз он пришел поздно с работы с едва уловимым, но чужим, сладковатым и навязчивым ароматом дорогих духов. София явно унюхала его.
— Саша, что-то от тебя несет чужими, женскими духами… Ты где сегодня был? — спросила она его как можно спокойнее, но голос предательски дрогнул, выдавая ее расстройство.
— Еще что придумаешь? — отрезал недовольный муж и, не став продолжать разговор, улегся на диван в гостиной, давая понять, что спать он будет отдельно.
София задумалась, лежа в одиночестве на их большой кровати. Подозрения закрались в душу червячком, но выяснять она боялась, панически боялась. Ее муж был совершенно непредсказуем, и она знала — скандал будет ужасным.
Еще раза два он заявлялся домой с тем же сладким, тошнотворным запахом. Наконец однажды жена не выдержала. Муж пришел в два часа ночи и нагло улегся спать рядом с ней. Этот навязчивый, чужой запах духов, смешавшийся с запахом его тела, назойливо раздражал ее, не давал уснуть, сводил с ума. Утром за завтраком, едва держа в руках чашку с кофе, она не выдержала и сказала тихо, но твердо:
— Саша, этот запах чужих духов… Он меня ранит и раздражает. Не приходи больше с этим запахом, пожалуйста. Уважай хоть немного наш дом.
Она никак не ожидала его реакции. Александр вскочил из-за стола, как ужаленный, смахнул свою чашку с кофе на пол, где она разбилась с грохотом, и со всей силы, со звериной яростью ударил жену по щеке. Удар был такой силы, что у нее потемнело в глазах и зазвенело в ушах.
— Вечером приду домой, чтобы твоей ноги здесь не было! — прошипел он, хрипло и страшно. — Поняла? Чтобы духу твоего здесь не было! — И, схватив ключи, он хлопнул дверью и уехал на работу.
София опешила, несколько минут стояла посреди кухни, прижав ладонь к пылающей щеке, не в силах осознать произошедшее. Потом ее прорвало. Она рыдала, пока не заболела голова. Она позвонила на работу и, ссылаясь на жуткое недомогание, отпросилась на день у начальника. Собрав в спешке свои вещи и сына, вызвала такси и уехала к матери. Мать её жила в своем старом доме, одна, отец умер два года назад.
— Ну что ж, дочка, — сказала мать, видя ее заплаканное лицо и синяк на щеке, — правильно и сделала, что ушла от этого тирана. Я давно догадывалась, что у вас этим рано или поздно закончится. Ничего, проживем. Поднимем Мишутку, вырастет хорошим человеком, не таким, как его отец.
Прошло время. Мать Софии умерла, так и жили они вдвоем с сыном в ее доме. Свекровь Александра иногда навещала невестку и внука, привозила гостинцы, молча гладила Софию по голове и жалела, что сын её оказался таким чудовищем.
Миша повзрослел. Хоть мать с бабушкой старались воспитывать его в любви и ласке, словно компенсируя жестокость отца, взял сын от отца все самое плохое. Характером он удался в отца — таким же жестким, эгоцентричным, способным на грубость и уверенным, что весь мир должен крутиться вокруг него. Еще в старших классах школы у него стал проявляться этот жесткий, бескомпромиссный норов. София слабо надеялась, что с возрастом сын изменится, перерастет, но особо не верила в это. Она помнила своего мужа и всегда с ужасом думала, глядя на сына:
— Где-то там живет сейчас хорошая, добрая девушка, которая полюбит моего сына и станет его женой. Я уже заранее, прямо сейчас, жалею ее всей душой. Ох, и достанется же ей от него, придется терпеть ей этот ураганный характер, эту холодность и эгоизм.
Миша закончил колледж. Встречался с девушками, а потом однажды привел в их скромный дом очень милую, скромно одетую девушку и представил с гордостью:
— Мам, это Алиса, моя будущая жена. Я сделал ей предложение, и она согласилась. Так что прошу любить и жаловать.
Девушка зарделась, как маков цвет, и тихо, почти неслышно сказала:
— Здравствуйте, София Сергеевна. Очень приятно.
— Ну и хорошо, будем знакомы, — улыбнулась София, но на душе у нее было тревожно и горько. — Проходи, Алиса, не стесняйся, сейчас чайку накроем.
Потом была свадьба, правда, не слишком пышная, но душевная, в маленьком уютном кафе. Алиса была из другого города, родители её тоже приезжали на свадьбу, смотрели на жениха с надеждой и опаской.
Прошло время. Алиса с Мишей жили уже отдельно в своей квартире, купленной в ипотеку. У них подрастала дочка, ходила в школу. Он работал, она тоже. Алиса быстро узнала и поняла характер своего мужа, конечно, он был «не сахар», но она была мудрой девушкой и как-то умудрялась не подливать масла в огонь, сглаживать все острые углы. Если бы она тоже начинала ругаться, у них летели бы пух и перья. Но Миша был эгоистом и сложным человеком, да еще и жадным, как его отец, считающим каждую копейку, которую тратили не на него.
Все жили в состоянии хрупкого, напряженного перемирия. Но вдруг умер отец Миши. Александр, ставший к тому времени преуспевающим бизнесменом, после того как выгнал Софию с сыном, женился еще пару раз, но все браки заканчивались крахом. В последнее время он жил с какой-то молчаливой женщиной, которая за ним и ухаживала до самого конца. Миша похоронил отца. София тоже приехала на похороны, постояла в стороне — все-таки бывший муж, отец ее ребенка, с которым была связана часть ее жизни.
После смерти отца Миша вдруг узнал, что тот все свое немалое имущество и деньги оставил именно ему. Денег была очень приличная сумма, да еще большая трехкомнатная квартира в центре и дорогая иномарка. Также ему достались немалые сбережения в банке. Конечно, он был несказанно рад этой неожиданной финансовой удаче и сразу же решил продать свою старенькую, видавшую виды машину и купить себе крутой, мощный внедорожник, как у «настоящих мужчин».
— Короче, продам свою старую развалюху, — объявил он жене за ужином. — Наконец-то буду ездить на нормальной, новой машине, как положено.
Алиса расстроилась, когда узнала о его планах. Она не так давно получила права и тихо мечтала о собственной, даже не новой, а просто своей машине, чтобы наконец-то не трястись на трех автобусах на другой конец города, куда ее перевели на работу.
— Миш, не продавай старую машину, пожалуйста, — timidly попросила она. — Я буду на ней ездить, права у меня есть. Ты же знаешь, как мне тяжело добираться, и о моей мечте иметь свою машинку ты знал. Я не прошу новую, мне и эта сгодится.
Она не просила новую машину, она прекрасно знала, что денег у них самих совсем не осталось, все ушло на первоначальный взнос за квартиру, где давно уже не было нормального ремонта.
Но муж почему-то повел себя странно и очень жестко. Он сказал, что все равно продаст машину, и точка.
— Но тебе же отец оставил достаточно денег, — не унималась Алиса, чувствуя, как растет обида. — Ты сам сказал, что там не на одну машину хватит. А еще… А еще тебе не мешало бы помочь своей матери. Дом у нее старый, она живет одна, даже нормального туалета нет, нужно провести в дом газ, сделать элементарные удобства. Ну кто еще ей поможет, кроме тебя? Сама она уже на пенсии, она тебя одна вырастила, всю жизнь только о тебе и заботилась. Твоя мать никогда в жизни не была на море, ты мог бы и путевку для нее хорошую купить, отблагодарить ее хоть так, — убеждала жена, она была абсолютно уверена, что муж, получив такие деньги, первым делом улучшит условия жизни той женщины, которая положила для него всю свою жизнь.
Миша проигнорировал все ее просьбы. Все ожидания жены не просто не оправдались, они были растоптаны. А еще он вдруг холодно заявил, глядя куда-то мимо нее:
— Эти деньги только мои. Ты поняла? Мои и только мои. Ведь отец не воспитывал меня, не тратил на меня ни копейки, а теперь вот так, посмертно, заплатил мне за это. Это мои кровные деньги, и только я решаю, куда и как их потратить. И кстати… Я подаю на развод.
— Как на развод? — ахнула Алиса, думая, что ослышалась или что это очень неудачная шутка. — Почему? Что случилось? Мы же вроде…
— Так, как слышала, — перебил он ее. — Мне никто не нужен. Я куплю себе новую квартиру, новую машину, так и быть, эту нашу общую берущуюся в ипотеку квартиру оставляю тебе с дочкой, тем более, ремонт здесь только что закончили. А мать… Матери ничего, проживет еще в своем доме, у неё дров много. Да и что ты так печешься о моей матери, лучше подумай о себе и о том, как ты теперь будешь одна справляться.
Миша собрал свои вещи в чемодан и ушел. Он не шутил. Он вполне серьезно подал на развод и стал жить один в пустой, но своей новой квартире. Алиса так и не поняла, что же именно случилось, ведь он ушел не к другой женщине, а просто стал жить один. Возможно, его сгубила та самая жадность, унаследованная от отца, он не выдержал испытания деньгами и счастьем, не захотел ни с кем делиться. Она пережила развод, нашла в себе силы растить дочку одну, но так до конца и не смогла понять бывшего мужа. А София, глядя на все это, могла лишь тихо плакать в своем старом доме, глядя на портрет сына, и повторять: «Как же так, сынок? Я же так боялась, что ты станешь таким, как он. И мой самый страшный страх сбылся… Прости меня, Алиса. Прости нас всех».