Зайдя в банкетный зал раньше гостей, чтобы убедиться в готовности к свадьбе сына, Лидия побледнела, случайно подслушав разговор Сватов.

Свинцовые тучи нависли над городом, будто готовые вот-вот пролиться плотным снежным покровом. Зимнее утро выдалось влажным и невыносимо холодным. Воздух пропитывал кожу до костей, а редкие снежинки медленно кружились в воздухе, оседая на крышах машин и тротуарной плитке. Лидия Николаевна, плотно укутавшись в шерстяной платок и поправляя капюшон пальто, торопливо шагала к банкетному залу, прижимая к себе коробку с цветами и свечами.

Завтра — свадьба её сына Павла. Её единственного ребёнка, самого родного человека, который наконец-то решил связать свою жизнь с Вероникой — милой, воспитанной девушкой, умеющей держаться в обществе, излучающей заботу и доброжелательность… как казалось Лидии до недавнего времени. Но в последнее время что-то внутри неё тревожно ёкнуло. Может, это просто материнская интуиция? Или есть что-то, о чём она пока не знает?

Она хотела верить, что всё складывается правильно. Но полностью доверить организацию события такого масштаба посторонним людям не могла. Если Павел оставался спокоен, то Лидия не находила себе места. Мысли о предстоящем дне не давали ей ни минуты покоя: от расписания застолья до размещения бокалов. Вот почему она приехала сегодня — проверить всё собственными глазами.

Парковка у комплекса была уже почти заполнена: работники кейтеринга выгружали ящики с продуктами, дизайнеры дорабатывали последние штрихи фотозоны, где-то проверяли звук. Лидия припарковалась у края, достала из багажника аккуратную коробку с белыми лилиями, веточками эвкалипта и свечами в золотых подсвечниках. Эти элементы были её идеей — чтобы добавить в праздник тепло и домашний уют. Свадьба должна быть не просто красивой, но живой и наполненной смыслом.

Войдя в зал, Лидия немного расслабилась. Обстановка оказалась именно такой, какой она и представлялаa: лаконичные шампанские скатерти, гирлянды из живых цветов, мягкий, уютный свет. Она прошла вдоль рядов столов, проверяя каждую мелочь. Музыканты настраивали инструменты, официанты аккуратно расставляли приборы. Из кухни доносился аромат специй, жареного мяса и свежей выпечки.

Шеф-повар, мужчина средних лет с сединой в бороде и уверенной улыбкой, заверил её, что всё будет готово вовремя и без замечаний. Услышав это, Лидия почувствовала первое облегчение за весь день.

Она вернулась к своей коробке и принялась украшать стол молодожёнов. С любовью расставляла лилии, поправляла зелень, аккуратно разложила текстиль и выбрала подходящие свечи. Посередине поставила открытку с тёплыми пожеланиями любви, понимания и счастья. Оглядев зал, она впервые за утро позволила себе присесть и немного перевести дух.

Но внезапно тишину нарушили голоса. Они доносились из небольшой комнаты, которую Лидия раньше приняла за кладовую. Голоса были женскими, оживлёнными, с нотками самодовольства. Один из них — особенно знакомый — заставил её сердце сжаться. Лидия осторожно подошла ближе.

— Главное, что Павлик ничего не подозревает, — с лёгким смешком произнесла Тамара Васильевна — мать невесты.

— Конечно, — отозвалась другая. — Он ведь такой мягкий и добрый. Вероника ведёт себя правильно, как надо.

— А как насчёт квартиры? — спросила третья, чей голос Лидия не узнавала.

— Почти всё устроено, — ответила Тамара. — После свадьбы он оформит дарственную. Квартира центральная, просторная — от бабушки досталась. Не взять её — грех.

Лидия замерла. Эта квартира — дом. Дом, в котором Павел сделал свои первые шаги, учился говорить, читать, где они с мужем провели лучшие годы жизни…

— Он и правда ничего не видит? — удивилась третья женщина.

— Влюблён как мальчишка. Ради Вероники он готов на всё. Главное — улыбаться, соглашаться и не перечить.

— А твой муж как? — снова раздалось.

— Валерий? — фыркнула Тамара. — Как всегда — в своих книгах. Пару раз пытался возражать, мол, так не делается. Я ему объяснила: сейчас не 90-е, нужно думать о будущем. Вероника этого достойна.

Лидия отступила от двери, как будто её толкнули. Сердце колотилось, будто хотело вырваться наружу. В груди образовалась глубокая, болезненная пустота. Не гнев, не ярость — скорее горькое разрушение чего-то хрупкого внутри.

Она вернулась в зал, где всё вокруг по-прежнему сияло праздничным блеском. Только теперь вся эта красота казалась ей обманчивой, фальшивой. Что-то нужно было делать. Прямо сейчас. Она достала телефон, набрала номер сына, но передумала и сбросила вызов. Нет. Так нельзя. Это должен быть личный разговор.

Когда Павел приехал — в отличном настроении, с блестящими от радости глазами — Лидия встретила его у входа. Он обнял её, тепло улыбнулся и спросил:

— Мам, как тебе? Всё красиво?

— Очень красиво, сынок, — ответила она сдержанно. — Но нам нужно поговорить. Прямо сейчас. Это важно.

Они сели в её машину. Двери закрылись с глухим щелчком, отгородив их от суеты и холода. Внутри стояла тишина, нарушаемая лишь едва слышным шумом обогревателя. Павел посмотрел на мать с недоумением:

— Мам, ты меня пугаешь… Что случилось?

Лидия крепко сжала руки на коленях, собралась с мыслями и начала:

— Я никогда не вмешивалась в твою жизнь. Ни в друзей, ни в отношения. Но сегодня я случайно услышала разговор. Тамары Васильевны и её родственниц. Они говорили о тебе… обо всём. И то, что я услышала, разбило мне сердце. Я должна была рассказать тебе сама.

Павел нахмурился, лицо его стало напряжённым.

— Что именно ты услышала? — спросил он, голос стал тише, напряженнее.

— Они говорили, что Вероника играет роль. Что всё это — часть плана. Что ты для них просто мягкий, доверчивый человек, которого легко обвести вокруг пальца. Что главная цель — получить квартиру. Что ты для них не муж, а средство достижения цели.

Павел замолчал. Сидел неподвижно, смотрел в лобовое стекло, где медленно кружились снежинки. Наконец прошептал:

— Не может быть… Ты уверена?

— Да, — тихо ответила Лидия. — Я стояла рядом. Они даже не старались скрываться. Для них это было будничным делом.

Павел провёл рукой по лицу. Казалось, земля уходит у него из-под ног.

— Почему ты говоришь мне об этом за день до свадьбы?.. — в его голосе прозвучали обида и боль.

— Потому что узнала только сегодня, — ответила Лидия. — И не могла молчать. Не могла позволить тебе пройти через это, не зная правды.

Павел закрыл глаза, сжал кулаки, потом глубоко вздохнул.

— Спасибо, — тихо сказал он. — Это страшно больно. Но лучше знать правду сейчас, чем понять слишком поздно.

Лидия хотела что-то добавить, но он обнял её — крепко, почти отчаянно.

— Спасибо, мама. Только ты всегда со мной.

За окном машины снег падал всё гуще, покрывая улицы белым покровом. Внутри же зрело решение — тяжёлое, но единственно верное.

— Мне нужно время, чтобы всё обдумать, — сказал Павел. — Но спасибо тебе. Возможно, ты спасла меня от ошибки, которую я бы потом не простил себе.


Поздним вечером Павел позвонил Веронике и предложил встретиться. У фонтана на набережной — там, где когда-то началась их история. Было тихо, мороз щекотал кожу, снежинки тихо кружились в воздухе.

— Павел, ты меня пугаешь, — сказала она, подходя. — Что случилось?

— Я знаю всё. Про квартиру. Про вашу тактику. Про то, как ты «любишь» меня по расчёту.

— Кто тебе наговорил?! Это всё ложь! — воскликнула Вероника.

— Я слышал сам. И мама тоже. И твоя мама… Она сказала достаточно.

Вероника замерла. Лицо её стало жёстким. Потом она тихо выдохнула:

— Ты думаешь, я тебя не любила?

— Я думаю, что ты любила то, что я могу дать. А это уже совсем другое.

Он достал кольцо, протянул ей коробочку:

— Забери. Свадьбы не будет.

Она стояла, не в силах произнести ни слова. Потом резко развернулась и пошла прочь. Снег мягко оседал на её плечах. Её шаги уводили прочь от фонтана. Павел смотрел ей вслед и чувствовал, как внутри нарастает новое чувство — свобода.


Дома, в тишине зимнего вечера, Лидия заварила себе чай. За окном продолжал падать снег, мягко и бесшумно. Она смотрела на него с лёгкой, чуть задумчивой улыбкой. Сердце было спокойным.

Сын остался собой. Конечно, ему будет больно. Но эта боль пройдёт. А вот если бы он женился, ничего не зная… Эта боль осталась бы с ним навсегда.

Он справится. Он сильный. И главное — он свободен.