Мария Ивановна прожила долгую жизнь, пережив и мужа, и любимого сына, ушедшего слишком рано. Внуки — дети её единственного ребёнка — редко навещали бабушку. Появлялись лишь на праздники, да и то не ради общения, а чтобы получить свою долю «бабушкиного благополучия». Последние пять лет они вовсе начали намекать, что ей нужна сиделка — мол, им самим некогда. Хотя, конечно, забота о бабушке была лишь предлогом, чтобы не тратиться на помощь.
К счастью для всех, Мария Ивановна была женщиной состоятельной. Она происходила из хорошей семьи, вышла замуж за известного академика и жила достойно. У неё была просторная квартира в центре города, солидный банковский счёт и домашняя коллекция антиквариата.
Похороны прошли скромно, как того хотела покойная: без пафоса, лишних слёз и театральных причитаний. Но вот уже сегодня её квартира превратилась в поле боя, наполненная горечью утраты и сдерживаемым нетерпением. После похорон родственники собрались здесь — формально почтить память, но на деле — обсудить наследство, о котором думал каждый, но говорить вслух никто не решался.
В гостиной, где до сих пор витал запах старых книг и деревянной мебели, собрались Таня с мужем Владимиром, Петя с молодой женой Катей, и Аня — сиделка, которая последние пять лет не отходила от Марии Ивановны ни на шаг.
— Ну что, — первой заговорила Таня, — похороны позади, можно и о наследстве поговорить.
— О наследстве? — хмыкнул Петя. — Да все уже поняли, чего каждый хочет.
— Конечно, — продолжила Таня, — квартира, дача, деньги — делить есть что. Только не думаю, что тебе что-то достанется. Ты вообще к бабушке за эти годы ни разу не заглянул, только когда денег просил.
— А ты? — парировал Петя. — Не прибедняйся. Тоже не была рядом, просто ждала своего куска.
— Никто из вас не был рядом на самом деле, — заметил Владимир, — вы же только по праздникам появлялись. Хотя вы всё равно семья.
— Семья? — фыркнул Петя. — Семья — это когда рядом, а не когда собираешься только из-за наследства.
— Кто-нибудь видел завещание? — попытался Владимир смягчить накал.
— Нет, — ответил Петя, — ждём нотариуса. А пока — просто разговоры.
— Я рассчитываю на квартиру, — заявила Таня. — Это справедливо, учитывая всё.
— Пока только слова, — возразил Владимир. — Завещание решит всё.
— Слова, — съязвила Таня, — но кто-то уже думает её продать.
— Мне не нужны спешные деньги, — засмеялся Петя. — В отличие от некоторых.
— Спешные деньги — это когда живёшь на подачках, — едва слышно добавила Таня.
В комнате повисло напряжённое молчание.
— Долго ещё ждать? — нетерпеливо спросила Таня. — Где нотариус? Или мы так весь день будем тут сидеть?
— Может, бабушка всё решила иначе, — произнёс Петя. — Вдруг она кому-то одному всё оставила?
При этих словах все переглянулись. Катя, его жена, невольно перекрестилась, муж Татьяны трижды сплюнул через плечо.
И тут Аня вышла из кухни с конвертом, запечатанным сургучом. На нём было написано: «Открыть после моей смерти. Только в присутствии всех».
— Что это? — настороженно спросил Владимир.
Аня положила конверт на стол.
— Это от Марии Ивановны. Она просила передать вам всем. Только всем вместе.
— Мы нотариуса ждали, а не какие-то записки, — проворчал Петя.
— Это завещание в письменной форме? — уточнила Таня. — Без нотариуса? Это вообще имеет юридическую силу?
— Я не юрист, — спокойно ответила Аня, — но это — её воля. Она оставила несколько писем. Просила читать их по порядку. А окончательное, официальное завещание будет только после выполнения всех указаний.
— Несколько? — удивилась Катя. — Целый роман или что?
— Первое письмо — на сегодня, — ответила Аня. — Дальше посмотрим.
— Ладно, развлекай нас, — вздохнул Петя. — Начнём этот спектакль по бабушкиным указаниям.
Аня осторожно вскрыла конверт. Бумага шуршала, словно лист старого календаря. Она начала читать:
«Дорогие мои. Если вы сейчас слушаете эти строки — значит, я уже наблюдала за вами сверху… и, скорее всего, закатывала глаза. Я знала, что соберётесь не из любви ко мне, а в надежде получить свой кусочек. Молодцы. Не подвели. Но вы ведь меня помните — всегда ценила в людях умение быть полезным, а не просто протягивать руки. Поэтому — сюрприз. Завещание будет, но не сразу. Сначала — одно условие. Первое: отремонтируйте медпункт в районной поликлинике. Адрес внутри. Выполните — получите следующее письмо. И не пытайтесь ничего оспорить. Всё оформлено. Удачи. Ваша любимая и немного язвительная бабуля».
Молчание.
— Что за бред? — первой не выдержала Таня. — Это шутка? Где завещание?
— Просто розыгрыш, — проворчал Владимир. — Кто вообще так делает? В девяносто пять лет она устроила квест вместо завещания! Как в каком-нибудь «Форт Боярде». Медпункт? Серьёзно?
— Совсем серьёзно, — спокойно ответила Аня и положила на стол лист с адресом. — Это не шутка.
— Да пошла она… — вспылила Катя, вскакивая с места. — Я сюда приехала ради наследства, а не чтобы стены красить в заброшенной поликлинике!
— Ты это серьёзно? — хмыкнул Петя. — Нам что, реально ехать туда?
— Это какой-то абсурд. Бабушка была в здравом уме, она бы не стала затевать этот цирк, — нервно рассмеялась Таня.
— А может, именно потому и затеяла, что в здравом? Чтобы мы хоть раз поработали, а не просто протягивали руки? — пробормотал Владимир.
[the_ad id=”93507″]
— И кто же этим займётся? — съязвила Катя. — Кто первый побежит покупать краску?
— Вот и узнаем, кто на что способен, — спокойно произнесла Аня. — Я лишь выполняю её волю. Хотите — делайте, хотите — нет. Завещания до тех пор не будет.
В комнате повисло напряжённое молчание. За окном прокатился трамвай, его звон будто подчеркнул всю нелепость происходящего. Семья, собравшаяся разделить богатство, внезапно оказалась перед задачей, требующей не подписей, а действий.
— Отлично, — процедил Петя. — Начинается.
— И это только первое письмо? — тихо спросил Владимир.
— Всего их шесть, — кивнула Аня.
И в этот момент все поняли: вечер перестал быть скучным.
Поликлиника на окраине города выглядела именно так, как можно было ожидать: облезлые стены, покосившаяся табличка «Медпункт» и ощущение вечной сырости.
— Это даже не медпункт, а декорация к фильму ужасов, — пробормотала Таня, выходя из машины и брезгливо поправляя воротник.
— Ага, — фыркнул Владимир, выгружая банки с краской из багажника. — Похоже, бабушка знала, куда нас отправляет.
— Кто вообще придумал красить стены за наследство? — ворчал Петя, таща ящик с инструментами. — Думал, максимум, пару бумажек подписать придётся, а тут — строительный отряд имени Марии Ивановны.
— А ты же говорил, что готов ко всему, — с издёвкой напомнила Катя. — Ну вот и покрасишь. Или ты не мужчина?
— Хватит колоться, — раздражённо бросил он. — Никто не ожидал, что бабушка превратит завещание в испытание.
— Зато теперь проверим, кто в семье настоящий, — сказала Таня, надевая перчатки. — Может, потом всех наградим медалью «За трудовое терпение». Большое спасибо, бабушка, что и после смерти напомнила нам, что ты — кладезь сарказма, цинизма и черного юмора в одном флаконе.
Медсестра, женщина в стареньком вязаном свитере, наблюдала за происходящим из-за стеклянной двери, словно ожидая, что кто-то сбежит первым.
— Вы правда всё сами будете делать? — спросила она недоверчиво.
— Не потому, что хотим, а потому что выбора нет, — резко ответила Таня.
— Очень семейно, — пробормотала женщина и ушла внутрь.
Работа началась. Медленно, через силу, с постоянными спорами и взаимными упрёками. Владимир пытался замазать трещины на стене, а Петя уже спорил с сестрой, какую краску купить — «достойную вкуса бабушки».
— Может, ещё нормальные валики купите? — ворчала Катя. — Или опять решили сэкономить, а потом жаловаться?
— Если бы вы не опоздали на два часа, давно бы закончили, — огрызнулся Владимир.
— У меня работа, между прочим. В отличие от вас, я не могу просто взять и уйти.
— А кто тебе мешает? — парировал Петя. — Просто ты предпочитаешь работать по графику, пока муж дома сериалы смотрит?
— Только не начинайте, — оборвала их Катя.
Таня фыркнула:
— Мы хотя бы приходили. А где ты была, когда бабушке нужно было просто услышать голос? Аня была рядом. А ты отдыхала, пока мой братец тебя отправлял в отпуск?
— Он был заслуженным, — огрызнулась Катя.
Аня тем временем сидела на подоконнике, держа второй конверт в руках, и молча наблюдала за всей этой сценой.
— Давайте без нравоучений, — буркнул Владимир. — Мы все понимаем, что бабушка была не сахар. Почему вдруг стали её прославлять?
— Она просто знала, как раскрыть людей, — тихо сказала Аня.
— Спасибо за психологию, — отмахнулась Таня. — А ты вообще кто, чтобы нам тут читать нотации?
— Зато она была рядом, — сказал Петя, не поднимая глаз.
Когда стены были наконец покрашены, медсестра принесла чай.
— Честно, не думала, что доделаете. Обычно приходят, сфотографируются и уходят.
— Фото ещё сделаем, — буркнула Таня, утирая пот.
Аня достала второй конверт и положила его на стол.
— Это следующее задание.
— Что, снова? — простонали в один голос Петя и Владимир.
— Неужели удивились? — хмыкнула Катя. — Вы что, думали, бабушка на этом остановится?
— Может, это психотерапия? — буркнул Петя. — Семейная, через труд.
— Через труд — во двор, — прочитала Таня. — Следующее задание: расчистить территорию, установить детскую площадку, чтобы дети могли играть, а не орали под окнами.
— Ну, бабуля… — Петя закатил глаза. — Не бабушка, а сержант на учениях. А родители этих детей где? Мы-то тут при чём?
— А ты, кстати, умеешь качели собирать? — с усмешкой спросил Владимир.
— Откуда мне знать? Я инженер, а не детский игровой комплекс в сборке!
— Инженер без инструментов, — хмыкнула Катя. — Как обычно.
Работа закончилась, но внутри семьи конфликт только набирал обороты. Бабушкина игра начинала раскрывать то, что годами прятали под масками приличных улыбок. А впереди их ждал всего лишь второй уровень.
Домой вернулись уставшие и перемазанные. Решили, что продолжат завтра. Сегодня нужен был отдых.
Утро следующего дня началось не слишком радостно.
— Вот и площадка имени Марии Ивановны, — вздохнула Таня, выходя из машины. — Кто бы мог подумать, что за квартиру в центре придётся платить рабочими руками.
— Руками работаете не вы, — буркнул Петя, таща коробки. — У вас всегда больше слов, чем дела.
— Остынь, — встал на защиту жены Владимир. — Давайте просто сделаем и уберёмся отсюда. Мы с Таней заказали почти всё. Остаётся собрать, покрасить и вкопать.
— Ага, «мы заказали», — пробурчал Петя, разглядывая коробки. — Надеюсь, в этот раз не забыли взять что-то действительно нужное, например, шуруповёрт.
Они начали выгружать инструменты. Катя, как всегда, предлагала просто нанять рабочих:
— Мы же не строители. Зачем сами лезем?
Но Аня, чётко следуя указаниям Марии Ивановны, напомнила:
— В письме было ясно сказано — только своими силами. Чтобы каждый понял, что значит делать что-то не ради выгоды, а по совести.
Спорить никто не стал. Все знали, какое упрямство скрывалось за бабушкиными словами.
— Не понимаю, зачем всё это, — проворчал Петя, листая инструкцию. — Она ведь знала, что у нас нет ни опыта, ни времени.
— Она знала, что у нас нет совести, — резко ответила Таня. — А вот наглости хватало таскать к ней нотариуса каждые полгода.
— Не начинай, — отрезал он. — Я делал это ради её же блага. Она могла ошибиться.
— Она ничего не путала, Петя, — вступила Катя. — Помнила всё. И тебя, и ту историю с дачей два года назад.
— Она сама просила разобраться с бумагами. Я и разобрался.
— По-своему. Разобраться — это оформить на себя?
— А ты, Таня, — внезапно сказал Петя, — объясни, куда делись бабушкины кольца? Ты их взяла на хранение лет десять назад, а потом половины не оказалось.
— Я их спасала! — вспыхнула Таня. — Тогда в доме грабили квартиры. Лучше пусть будут у меня, чем украдены!
— Интересно, почему вскоре после этого у тебя появилась новая шуба? — съязвила Катя. — Совпадение, конечно, но довольно удобное.
— Ты вообще помолчи, — огрызнулась Таня. — Ты ведь постоянно жила за её счёт. «Бабушка, помоги с налогами», «Бабушка, дай до зарплаты»… Разве не так?
— Зато я хотя бы был рядом, — тихо произнёс Петя. — А ты приезжала только с упрёками. Ни заботы, ни тепла — одни ожидания.
— Я работала, между прочим. В отличие от некоторых, кто просто околачивался рядом.
— А где ты была, когда она болела? — мрачно спросил Петя. — Кто возил её на процедуры? Поднимал после падений? Не ты. Не я. Это делала Аня. Сиделка. Чужой человек оказался ближе, чем вся наша семья.
В комнате повисло тяжёлое молчание. Только ветер качал новые качели — ещё не покрашенные, но уже собранные. Они слегка покосились, но стояли.
Катя отвела взгляд.
— А кто продал дедушкин рояль? — наконец спросила она. — Он стоял в зале всю её жизнь. Единственный подарок, от которого она никогда не хотела избавляться. Обещала даже нашим детям. И вдруг — бац — и его нет.
— Там треснула дека, — тихо ответила Таня.
— А зачем мы вообще это делаем? — Владимир опустился на старую покрышку. — Ставим качели, чтобы бабушка нас простила? Уже поздно. Её нет.
— Может, хотя бы для себя, — глухо ответил Петя. — Хотя бы один раз сделать что-то без корысти и обид.
— Проблема в том, что мы не семья, — устало вздохнула Таня. — Просто люди с общим прошлым.
— И ваша бабушка это поняла, — добавила Катя. — Поэтому и оставила вам не просто наследство, а испытание.
— Нет, хуже, — сказал Владимир, глядя на конструкцию. — Она оставила правду. А с ней труднее всего.
— А вы, смотрю, вместе с моим мужем, решили всех критиковать? — вспыхнула Таня, швырнув кисть на землю. — А рядом с нами были не вы!
Аня подошла молча. В руках — третий конверт. Она протянула его Тане.
— Она просила передать после площадки.
— Там снова какие-то добрые дела? — устало спросила Таня.
Аня кивнула.
— Открывай, — бросил Петя. — Что теперь терпеть?
Внутри оказалась карта и записка: «Чердак. Вы знаете какой».
Они переглянулись. Да, знали. Чердак в старой квартире, в самой верхней комнате. Где хранились фотоальбомы, старые вещи, потёртый сундук… И, как оказалось, последняя точка в странном семейном квесте.
Чердак встретил их сыростью, пылью и запахом нафталина. То самое место, куда бабушка никого не пускала без особой надобности. Свет пробивался через маленькое оконце, освещая коробки с книгами, старую норковую шапку и вентилятор, модный ещё в 1973-м.
— Кто вообще здесь был в последний раз? — буркнул Петя, открывая чемодан.
— Бабушка, после деда, — ответила Таня. — Тогда она весь вечер просидела там одна.
— Тогда ищем, — Катя огляделась, поморщилась и показала пальцем. — Там, видишь, жестяная коробка. Думаю, это она.
На самом краю, за стопкой тетрадей, стояла советская коробка из-под конфет — возможно, когда-то с ирисками. Ручка проржавела, крышка скрипнула, будто обиделась на вторжение.
— Ну… — Таня судорожно сглотнула. — Давай, Петя.
Тот осторожно открыл коробку. Внутри аккуратно лежали: голубой конверт, старый ключ и папка с завещанием. Все замерли.
[the_ad id=”93507″]
— Завещание, — выдохнула Катя. — Наконец-то.
— Не спеши, как за билетом в лотерею, — оборвал её Владимир.
Петя взял письмо. Прочитал вслух:
«Если вы добрались до этого письма — значит, дошли до конца. Или почти дошли. Я знала, что без скандала не обойдётся: вопли, слёзы, обвинения, может, даже суд. Но всё-таки надеялась, что кто-то вспомнит: я вам не банкомат и не дойная корова. Я была человеком. Вашей бабушкой. Любила вас. По-своему. А вот уважать перестала давно. Когда поняла, что вы появляетесь только тогда, когда пахнет выгодой. Болела — не заметили. Звала — приходили с упрёками и только за подачкой. Только Аня — чужая, но настоящая — оставалась рядом. Без истерик, без условий. Просто была.
Квартира — ей. Потому что именно там она жила, стирала мои простыни, выносила утки, слушала мой бред и не жаловалась.
Счет в банке — детскому дому. Из которого я когда-то вышла сама. Там дети честнее, чем вы.
Антиквариат — музею. Чтобы не растащили по ломбардам.
С дачи — берите, что осталось. Хотя, Петя, тебе и оформлять не надо — ты давно сделал это за меня.
Таня, брось пить. Вино портит тебя больше, чем ты сама думаешь. Надеюсь, хоть одно украшение ты сохранила как память, а не как наживу.
Прощайте. И если не поздно — попробуйте стать людьми.
Ваша бабушка».
Молчание повисло плотным занавесом. Внутри каждого осталась одна мысль: всё закончилось. По-настоящему.
— Старая ведьма совсем спятила, — первой нарушила тишину Таня. — Это просто вспышка эмоций, её обиды. Нотариус такое точно не примет.
— Это ты спятила, — бросил Петя, уже без злости, но и без сочувствия. — Чего ты ожидала? Что она всё оставит тебе, после твоих обещаний вернуть золото?
— Я думала, бабка не отдаст всё чужому человеку, — процедила Таня сквозь зубы.
— А она, видимо, ждала, что вы сами не будете ею считать её при жизни, — резко ответил Петя.
— Всё это можно оспорить, — вмешалась Катя, поднимая письмо как улику. — Здесь явно есть ошибки. Мы подадим в суд.
— Оспаривайте, — спокойно произнесла Аня. Она стояла неподвижно, словно каменная. — Ничего я не просила. Это была её воля, которую я узнала только после смерти. Есть отдельное завещание. Я его тоже не ожидала.
— Конечно, ты ничего не просила, — фыркнула Таня. — Просто терпела старческие капризы, запахи, холод и голод. И за это тебе теперь — квартира в центре. Хорошая инвестиция для «приблудной» сиротки.
Аня не ответила. Только смотрела прямо, не опуская глаз.
— Думаешь, так просто всё сойдёт с рук? — злобно прошипела Катя.
— Теперь уже не нам решать, — сказал Владимир. — Пусть решает суд или… совесть.
— Это мой муж! — закричала Катя. — И твоя жена! Это наша семья! Не она!
— Нет, — резко оборвала Таня. — Мы были семьёй, когда были детьми и верили в чудеса. А потом стали хищниками. Теперь мы — наследники. А Аня — человек, которому она доверяла. И этот факт нас бесит больше всего.
Тяжёлое молчание повисло в воздухе. Таня медленно взяла письмо, снова перечитала его. Её лицо стало жёстким, губы плотно сжались.
— Ладно, — наконец сказала она. — Работы много. Петя, поезжай на дачу, займись ремонтом. Я продам оставшееся золото — это всё, что нам досталось. Не по закону, а по её воле. Спорить бесполезно — принято уважать. Хотя, как вы любите говорить, попробовать всегда можно.
Они сошли с чердака, оставив Аню одну среди пыльных воспоминаний. Она стояла, оглядывая старые вещи, и думала: может быть, доброта и правда где-то что-то да значит. Возможно, иногда её даже возвращают добром.
Прошло полгода. Срок для вступления в наследство истёк. Завещание было официально оформлено и подтверждено нотариусом. То, что Мария Ивановна распределила ещё при жизни, начало переходить новым владельцам.
Аня стояла в коридоре детского дома, в руках — список.
— Эти коробки — в младшую группу, эти — в игровую. Только аккуратнее, там стекло.
Дети заглядывали из-за дверей — кто в одних носочках, кто уже успел надеть кроссовки. В одной из коробок лежали пазлы, книги, фотоаппараты, конструкторы.
— Это всё нам? — удивился один из мальчишек.
— А кому же ещё, Саня? — улыбнулась Аня.
К ней подошла старшая воспитательница — Ирина Львовна.
— Спасибо тебе, девочка. От всех.
— Да я здесь ни при чём, — пожала плечами Аня. — Это всё она. Оказывается, почти всю жизнь проработала учительницей. Так что, наверное, знала, кому помогать.
В игровую комнату занесли мягкий ковёр, разложили мячики и настольные игры. Мальчишки сразу же проверяли, работает ли новый телевизор, а девочки радостно листали книжки. Где-то шепнули:
— У нас теперь как в настоящем кино.
Аня улыбнулась и вышла на улицу. Дождь почти прекратился, воздух был свежим, пах весной и влажной землёй. У забора стояла машина фонда — в багажнике лежали краски и кисти. Завтра начнут рисовать на стене: солнце, деревья, качели.
Позже она вернулась домой. В квартире стояла новая, непривычная тишина. Раньше она наполнялась шуршанием радио, кашлем, шагами. Теперь — только тишина.
Аня сняла куртку, заварила себе чай, села у окна. На кухне плитка осталась прежней, немного потрескавшейся, но теперь казалась теплее — не от батарей, а от ощущения уюта.
На подоконнике стоял фикус. Он выжил, несмотря ни на что.
Телефон молчал. Ни звонков, ни сообщений, ни новых «семейных» интриг. Всё стихло. Каждый получил свою тишину.
Аня отпила чай. Вечером она снова отправится в детский дом — проверит, всё ли в порядке, не забыли ли про новые розетки, как идут работы в учебном корпусе, привезли ли кровати. А потом вернётся домой. Своим. Туда, где теперь было тепло — потому что именно так её оставила женщина, которая не имела к ней никакого родства, кроме человеческой благодарности. Для неё Аня стала роднее собственных внуков.