Она ждала его с фронта, грела щи и верила в чудо. Чудо случилось, но принесло с собой такое предательство, что вся деревня потом вымазала ворота дегтем… И это было только начало

Вечернее пламя в печи уже угасало, оставляя после себя лишь багровые угли, дарящие тепло маленькой, но уютной деревенской избе. Воздух был густым и наваристым, пахнущим дымом и щами, что уже несколько часов томились в чугунке. Хозяйка, женщина с усталыми, но добрыми глазами, по имени Маргарита, накинула на руку старую, протертую до дыр тряпицу и, приоткрыв заслонку, потянулась за тяжелой посудиной. Чугунок обжег пальцы, словно желая напомнить о себе, и она, вздрогнув, отдернула руку, тихо выругавшись под нос от внезапной боли.

— Что случилось, обожглась? — Подскочила к ней младшая сестра, светлоокая девушка по имени Лидия. — Дай я подую, боль сразу утихнет!
— Не стоит, ничего страшного, само пройдет. Лидочка, будь добра, разломи-ка хлеб, пока я щи разливаю, — ответила Маргарита, уже снова хватая чугунок и ставя его на деревянный стол, от которого тут же пополз тонкий парок.

Она принялась разливать по глиняным мискам густой, душистый бульон, в котором плавали куски картофеля, морковки и щавеля. Аромат разносился по всей избе, создавая иллюзию сытого благополучия.

— У нас сегодня прямо-таки пир горой! — Лидия потирала руки от предвкушения. — В щах всего вдоволь, даже картошка не мерзлая, а самая что ни на есть хорошая, рассыпчатая.
— Не спеши радоваться, — вздохнула старшая сестра. — Осень на излете, скоро зима вступит в свои права, и мы снова вернемся к постной похлебке да драникам из подмороженной картошки.
— А зачем ты столько наварила? Неужели мы вдвоем все это одолеем? Простоит день-другой, да и скиснет ведь…
— А вдруг? Вдруг Владимир вернется? Ну а вдруг? — голос Маргариты дрогнул, а в глазах вспыхнул знакомый Лидии огонек надежды. — Чего ты так смотришь, голова качаешь? — рассердилась она. — Вот представь: входит он сюда, усталый, изможденный, продрогший до самых костей, а на столе его ждет горячая, настоящая домашняя еда. Сколько же он, должно быть, мечтал о таком за все эти долгие месяцы!

— Риточка, ну зачем ты снова себя мучаешь? Каждый раз, когда на столе появляется что-то вкусное, ты ждешь чуда. Оглянись вокруг, что ты видишь? Я вижу нашу деревню, из которой всего полгода назад выгнали захватчиков. Разве ты забыла, как мы сами прятались в лесных землянках, боясь каждого шороха? Победу еще не объявили, никто не знает, когда закончится это страшное время.

— А я верю, что он скоро вернется. Жду его каждый день. Писем от него уже три месяца нет, наверное, хочет сделать сюрприз, появиться нежданно-негаданно.

Лидия молча принялась за еду, не в силах огорчить сестру горькой правдой, что вертелась у нее на языке. Не пишет он потому, что его, скорее всего, уже нет в живых. Раньше весточки приходили регулярно, даже в самые тяжелые дни. А сестра с каждым днем все крепче верит в его возвращение, всегда оставляет для него порцию, готовит про запас и так горюет, когда на столе нет ничего, кроме пустой похлебки. Но, с другой стороны, пусть уж лучше живет этой надеждой, чем будет изводиться неизвестностью.

Между сестрами лежала разница в шесть лет. За год до начала войны Маргарита вышла замуж за Владимира, но родить ребенка они не успели — его забрали на фронт. Год назад в их село вошли враги; девушкам чудом удалось скрыться в лесу, а вот родителей своих они спасти не смогли. Полгода, вплоть до освобождения села, они провели в лесной землянке, и это было самое суровое и голодное время. С тех пор они держались друг за друга, ведь больше на всем белом свете у них никого не оставалось.

Маргарита украдкой поглядывала на сестру. Лидии уже исполнилось шестнадцать, и она расцветала с каждым днем, превращаясь в настоящую красавицу — статную, стройную, с ясным взором. Они были совершенно непохожи: Маргарита — хрупкая, невысокая, с темными вьющимися волосами и глубокими зелеными глазами, похожими на лесные озера. Лидия же была вся словно из света — волосы цвета спелой пшеницы струились по плечам, а глаза были цвета летнего неба после дождя. Когда она распускала свою косу, то становилась похожей на сказочную русалку, от красоты которой можно было потерять голову. «Вот вернутся с войны местные парни, — думала Маргарита, — тогда и о замужестве можно будет подумать. С такой внешностью женихи у нее в очередь выстроятся».

За окном медленно спускались тихие деревенские сумерки. Сестры заканчивали свой скромный ужин, как вдруг со двора донесся неясный шум, скрип шагов по мерзлой земле.

— Кого это нелегкая принесла в такой час? — проворчала Лидия, насторожившись.

И в тот же миг дверь в избу со скрипом отворилась, и на пороге, заслоняя собою угасающий свет, стоял… Владимир.

Полотенце выпало из ослабевших пальцев Маргариты. С радостным, срывающимся криком она бросилась на шею мужу, обнимая его так, словно боялась, что он вот-вот растает, как мираж.

— Ты вернулся, ты пришел! Лидочка, видишь? Я же говорила! Я чувствовала, что не зря ждала его с горячим ужином, сердце мне подсказывало!
— Здравствуй, Владимир, — улыбнулась Лидия, смущенно опуская глаза.
— И тебе здравствуй. Как же ты повзрослела! Прямо невеста на выданье. За три года совсем другой стала! Ничего, скоро парни с фронта потянутся, я уж сам лично за твоим замужеством прослежу, самого достойного найдем.
— Да ну вас, — засмеялась Лидия, покраснев. — Лучше скажи, победа за нами?
— Еще нет, — развел он руками, и в его уставших глазах блеснули непрошеные слезы.
— Значит, ты ненадолго? — лицо Маргариты тут же омрачилось, радость сменилась горьким разочарованием.
— Нет, навсегда. Все, отвоевался… Я ведь потому не писал, родная, — в госпитале лежал. Ранение получил, легкое задело, пришлось его удалять. Теперь я комиссован.

— Главное, что жив остался, — прошептала Маргарита, прижимаясь к его груди. — И на этом спасибо судьбе.

Она еще не знала, что самые тяжелые испытания для нее были еще впереди.

Зиму они пережили сообща, помогая друг другу. Впереди была весна — время, когда выживать в суровых условиях становилось немного проще: появлялась первая съедобная зелень, в доме снова пахло щами, на этот раз из молодой крапивы, на картофельное поле ходили, словно за грибами, выискивая пережившие морозы клубни. А с наступлением лета на столе и вовсе началось изобилие: огород, куры, дары леса — все, что могла дать щедрая земля, позволяло не знать голода.

Но для Маргариты все эти радости меркли перед одним великим счастьем — она должна была стать матерью. Эта мысль согревала ее изнутри, придавала сил и заставляла светиться от тихой, сокровенной радости. Казалось, ничто не сможет омрачить ее благополучия. Но однажды настал день, который перевернул все с ног на голову.

Маргарита была на последнем месяце беременности, когда узнала о предательстве самых близких людей.

В тот вечер ее рано сморил сон — беременность давала о себе знать постоянной усталостью, и она часто ложилась спать еще до наступления темноты. Владимир натопил баню. Маргарита, зная, что париться ей сейчас вредно, еще днем омылась в ушате с теплой водой и прилегла в горнице. Проснулась она от того, что в доме стояла полная тишина, а за окном уже густела ночная мгла. Место мужа рядом было пусто. Она поднялась, прошла в сени, обошла весь дом — ни сестры, ни Владимира. Куда они могли подеваться ночью, да еще после бани?

Выйдя на крыльцо, она глотнула свежего ночного воздуха и бросила взгляд в сторону бани — из крошечного окошка предбанника пробивался тусклый свет лучины. Сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия. Она медленно, ступая по холодной земле босыми ногами, подошла по тропинке и резко дернула на себя дверь. То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть и схватиться за косяк, чтобы не упасть. Владимир был там с ее сестрой…

Они заметили ее в тот самый миг, когда ноги ее подкосились. Лидия, пунцовая от стыда, попыталась прикрыться полотенцем, а растерянный Владимир бросился к жене, начав бормотать что-то несвязное, оправдываясь. Но Маргарита, собрав всю свою волю в кулак, резко вскочила на ноги и с неожиданной для ее положения скоростью ринулась в дом, захлопнув за собой дверь и задвинув тяжелый деревянный засов. Они стучали в дверь, умоляли, звали ее, но она, заткнув уши ладонями, рыдала, прижавшись спиной к грубым доскам. Ее предали те, кому она доверяла больше всего. Гнев и обида бушевали в ее груди, хотелось кричать, крушить все вокруг, но сил не было даже пошевелиться — она чувствовала себя совершенно разбитой.

До самого рассвета не открывала она дверь. А когда первые лучи солнца упали на порог, она вышла и увидела Владимира, дремавшего на крыльце, съежившегося от утреннего холода.

— Ритуля, милая, выслушай меня, дай мне хоть слово сказать, — он вскочил на ноги, лицо его было изможденным. — Я дурак, я сам себя ненавижу за эту слабость… Но понимаешь… Лидия сама пришла ко мне, когда я был в бане, а я… я здоровый мужчина, да и ты меня к себе сейчас не подпускаешь. Да, природа взяла свое, я не устоял перед ее чарами, но умоляю, дай мне шанс! Не рушь нашу семью из-за одной моей ошибки, подумай о нашем ребенке!

— А ты думал о ребенке? — прошептала Маргарита, и по ее лицу потекли слезы. Владимир молча опустил голову. — Ты думал о том, что чувствую я? Я, по-твоему, просто сосуд, что носит твое дитя, без чувств и сердца?

— Я все понял, я горько раскаиваюсь в случившемся! Дай мне возможность заслужить твое прощение, я все исправлю!

Маргарита, молча войдя в дом, тяжело опустилась на лавку за столом.
— Ты останешься здесь, но отныне будешь для меня лишь соседом по этой избе. Не хочу я позора на всю деревню, не хочу жалостливых взглядов и пересудов за спиной. Мне будет невыносимо стыдно за Лидию. Но ко мне ты больше не подойдешь. Пока… Ты ранил мое сердце слишком глубоко, и я не знаю, заживет ли оно когда-нибудь.

Владимир лишь молча кивнул, соглашаясь на любые условия. Маргарита снова закрыла дверь на засов, услышав со двора осторожные шаги. Пройдя в комнату сестры, она быстрыми, резкими движениями собрала ее нехитрые пожитки в узелок, подошла к окну и перекинула его через подоконник, крикнув в темноту:
— Ступай в родительский дом! Чтобы я тебя больше здесь не видела! — Она захлопнула оконную створку и, прислонившись лбом к холодному стеклу, сквозь пелену слез смотрела, как тень сестры медленно удаляется в утренний туман.

К вечеру того дня вся деревня уже знала, что между Маргаритой и Лидией пробежала «черная кошка». Самая любопытная из соседок, тетка Полина, прилипла к забору и, дождавшись Маргариту, принялась выспрашивать:
— Маня, а чего это у вас с Лидкой вышло? Отчего это она, ревмя ревя, в отцову хату подалася?
— Поссорились мы, вот и решили пожить порознь. Пусть сама свою жизнь строит, коли взрослой быть захотела.
— А из-за чего ссора-то вышла?
— Да ерунда, пустяки. Ничего серьезного.
— Когда ничего серьезного, из дому не гонят, — здраво заметила тетка Полина.
— Тетя Поля, мы сами как-нибудь разберемся, у меня сейчас дел по горло, простите, — отмахнулась Маргарита и быстро зашла в избу.

Через месяц она родила. Все это время сестра, встречаясь с ней взглядом, либо отворачивалась, либо смотрела с немым укором, и Маргарита думала, что Лидия так и не почувствовала за собой вины. Отношения с Владимиром оставались прохладными; теперь он был для нее лишь удобным соседом, который в обмен на чистую одежду и горячую еду носил воду, чинил крышу и присматривал за хозяйством.

У нее родился мальчик, которого назвали Глебом. Владимир не отходил от сына ни на шаг, все свободное время проводя у его колыбели, не забывая при этом и о Маргарите, в отношениях с которой после рождения ребенка наметилась осторожная оттепель.

А потом случилось то, чего никто не мог предвидеть — Владимир погиб. Его придавило сорвавшимся стволом дерева в лесу, когда он заготавливал дрова. Мужики с лесопилки не смогли ему помочь — он скончался почти мгновенно. Страшная весть пришла в дом в тот миг, когда Маргарита кормила сына. От неожиданности и ужаса она чуть не выронила младенца, но тетка Полина, оказавшаяся рядом, успела подхватить ребенка.

Несмотря на предательство, Маргарита все еще любила его. Несколько дней она провела в полном ступоре, у нее пропало молоко, и сердобольная соседка поила малыша козьим, чтобы тот не голодал.

Так Маргарита осталась одна с крошечным ребенком на руках. Родители Владимира жили в соседнем селе, в их доме и без того было тесно — его брат с женой и четырьмя ребятишками. Они пообещали помогать, чем смогут, и после похорон уехали обратно.


Сентябрь выдался на удивление жарким, и в избе стоял удушливый воздух. Решив искупаться в прохладной воде реки, Маргарита взяла трехмесячного Глеба, положила в котомку одеяльце и стеклянную бутылочку с молоком и отправилась к берегу. Каково же было ее удивление, когда она увидела там Лидию. Та сидела на старом, почерневшем от времени помосте и лениво бултыхала босыми ногами в воде. Они не разговаривали все эти месяцы, даже на похоронах Владимира не обмолвились ни словом. Лидия недавно пыталась пойти на примирение, просила позволить ей увидеть племянника, но Маргарита была непреклонна. И даже смерть Владимира ничего не изменила в их отношениях.

— Маргарита? Ты тоже купаться пришла? — неуверенно спросила Лидия.
— Пожалуй, в другой раз, — сухо бросила старшая сестра, уже собираясь развернуться и уйти.
— Я уже ухожу, — пожала плечами Лидия и, повернувшись, взяла свое простое ситцевое платье и стала натягивать его через голову.

И тут Маргарита заметила нечто, заставившее ее кровь похолодеть. На худеньком, стройном теле сестры явственно проступал небольшой, но уже заметный округлый животик. Она быстрым, почти машинальным движением расстелила одеяло на траве, уложила на него сына и, круто повернувшись, окликнула сестру, когда та уже проходила мимо.
— Стой! — Резко схватив Лидию за локоть, Маргарита повернула ее к себе и ткнула пальцем в ее живот. — Это что?
— Ребенок, — равнодушно ответила Лидия и тут же получила оглушительную пощечину.
— От кого? — грозно прошипела Маргарита.
— А ты не догадываешься? — с внезапным вызовом посмотрела на нее Лидия, и в ее глазах читалось странное облегчение. Она не знала, как подступиться с этим разговором, а теперь все вышло само собой.
— Владимир? Он отец? — Маргарита онемела от ужаса. — Но как? Ведь тогда, в бане… Вы же… — Она не могла подобрать слов.
— Да, тогда мы не успели… Но, сестренка, у нас ведь были и другие вечера. До того, как ты все узнала, мы встречались почти два месяца. Он был здоровым мужчиной, ему нужна была женщина. А он… он мне всегда нравился. Именно таким я и представляла себе мужа.
— Что ты несешь? — Маргарита не верила своим ушам. Сестра говорила о предательстве так спокойно, так обыденно.
— Я его тоже любила. Когда он вернулся с фронта, он был для меня просто твоим мужем. Но потом… все изменилось. Я сама не поняла, как это случилось. Я боролась с собой, говорила, что так нельзя. Слыша ваши голоса за стеной, я плакала в подушку. А потом… не удержалась. И он не устоял…
— Но он клялся мне! Говорил, что та ночь была единственной ошибкой!
— Он тебя обманывал. Он любил тебя и потому врал. Говорил, что после твоих родов мы прекратим наши встречи. А мне было обидно… Мне до сих пор обидно, потому что я любила его всем сердцем, а он просто мной пользовался. Хотя… и я сама виновата, это я сделала первый шаг, так чего теперь жаловаться.
— Да ты просто… — Сжав кулаки, Маргарита сделала шаг к сестре, но та резко выставила вперед руки.
— Эй, ты что, драться собралась? Я ребенка ношу под сердцем! И вообще, Маргарита, раз уж так все вышло, раз Владимира больше нет и делить нам нечего, давай забудем все обиды. Давай снова жить вместе, растить наших детей. Они ведь родные по отцу, они должны расти как брат и сестра!

Маргарита залилась горьким, истерическим смехом, в котором слышались боль и отчаяние.
— Ты… Ты в своем уме? Ты действительно думаешь, что можно все просто взять и забыть, как страшный сон? Начать все с чистого листа?
— Маргарита, нужно уметь прощать.
— Не в этом случае! Ноги твоей больше не будет в моем доме! Никогда!

Она стремительно подхватила с травы ребенка, сунула одеялко в котомку и почти побежала прочь от реки, боясь, что еще мгновение — и она не сдержит себя, совершит что-нибудь непоправимое.

Лидия вскоре родила девочку, которую назвала Светланой. Все село судачило, гадая, от кого она понесла, пока та же тетка Полина однажды не хлопнула себя по лбу и не объявила на весь колодец:
— Бабоньки, а я вот что приметила! Помните, как Маня выгнала Лидку из дому, и с тех пор между ними — хоть топор вешай? По сроку-то выходит, что она уж в ту пору в положении была. Ясное дело — Володька отец той девчонки!
— И то правда! Ох, грех-то какой! Бедная Маня, чего ей пришлось пережить-то, — качали головами соседки.

В ту же ночь, когда догадка подтвердилась, односельчане, любившие и уважавшие Маргариту, вымазали ворота дома, где теперь жила Лидия, дегтем. Сплетни и пересуды не утихали несколько месяцев, но потом сельскую жизнь взволновала новость, куда более интересная: у Маргариты появился мужчина!

Игнатий был проверяющим из города. Осенью в сельсовете и колхозе проходила плановая проверка, и председатель, человек практичный, решил подселить его к Маргарите.
— Почему ко мне? — возмутилась она.
— А куда его девать? В других избах либо мужики с войны вернулись, теснота, либо ребятня малая, а ему с бумагами работать надо, тишина нужна.
— Пусть в самом сельсовете и живет, там места хватит.
— Послушай, Маргарита, чем тебе плохо? Какой-никакой, а мужчина в доме, разве он в хозяйстве не подсобит?
— К Лидии его подсели, ей помощь нужнее.
— Еще чего выдумала! Она у нас с прошлого раза не весь деготь с ворот отскоблила.
— А ты хочешь, чтобы и мой забор измарали? — с горькой усмешкой спросила Маргарита.
— Что ты, о чем ты! Кто посмеет вдове забор пакостить? В конце концов, Маргарита, Игнатий мужчина видный, а ты уже год как одна.
— Ты что, в свахи записался? — удивилась она.

Председатель смущенно покраснел.
— Пошутить разве нельзя? Ладно, ступай. Как-нибудь переживешь появление постояльца, авось, надолго не задержится.

Игнатий прожил в доме Маргариты целый месяц. Между ними возникла тихая, осторожная симпатия. Он рассказывал о себе: воевал, потерял всю семью во время бомбежки, а в проверяющие пошел от тоски, чтобы не сидеть в четырех стенах.
— А тут, глядишь, какое-никакое, а разнообразие, — месяц тут, месяц там, с разными людьми общаешься, — шутил он.

За несколько дней до его отъезда они стали близки. Когда он уехал, Маргарита с грустью думала, что это был всего лишь мимолетный роман, прекрасный и печальный сон. Она тепло вспоминала его, гадая, какие чувства оставила она в его душе. И вскоре получила ответ — он вернулся за ней.

В декабре, растопляя печь, она услышала скрип ступеней на крыльце. Распахнув дверь, она увидела его — весь занесенный снегом, продрогший, но с сияющими от счастья глазами.
— Маргарита, я приехал за тобой…
— С чего ты взял, что я поеду с тобой куда бы то ни было? — попыталась возразить она, но сердце ее бешено колотилось, выскакивая из груди.
— Если не поедешь, я останусь здесь, в деревне, и буду ходить за тобой по пятам, пока ты не согласишься стать моей женой. Ты здесь, понимаешь? — он ударил себя ладонью в грудь. — Я спать не мог, все думал о тебе…


Спустя несколько дней сияющий председатель, подобострастно провожавший проверяющего, выдал Маргарите все необходимые документы, и они уехали в город.

— Все, я перевожусь в штаб, — заявил Игнатий, подбрасывая на руках маленького Глеба. — Надоело по деревням мотаться. Теперь у меня есть семья, и я хругой жизни. быть рядом с вами.

Они поженились. Вскоре у них родились близнецы — две прелестные девочки. Игнатий никогда не разделял детей на «своих» и «чужих», любя Глеба, Викторию и Анну одинаково сильно. Маргарита, погруженная в хлопоты и радости семейной жизни, постепенно начала забывать о пережитых невзгодах. Она даже в душе простила сестру, потому что настоящее счастье делает сердце мягким и готовым любить весь мир. Но встреч с ней не искала, и жизнь Маргариты и ее семьи потекла своим чередом, спокойным и светлым. Но судьбе было угодно, чтобы сестры встретились вновь, спустя двадцать долгих лет…

Игнатий за эти годы сделал прекрасную карьеру. Семья жила в просторной квартире в центре города, у них была служебная машина и многое другое, о чем в голодной деревне и помыслить не могли. Старший сын Маргариты, Глеб, окончил медицинский институт и стал талантливым хирургом. Близняшки Виктория и Анна учились на биологов. Сама Маргарита, обнаружив в себе недюжинный талант, работала в ателье модной портнихой, и к ней выстраивалась очередь из желающих сшить платье именно у нее. В средствах она не нуждалась, но теперь, когда дети выросли, а муж много времени проводил на работе, ей нужно было занятие для души.
И еще она тихо мечтала о внуках. Глебу уже исполнилось двадцать три, самое время обзаводиться собственной семьей. Она вспомнила, что когда выходила замуж за Владимира, ему было всего двадцать. Легкая тень грузи на мгновение тронула ее лицо, но она тут же отогнала ее, вспомнив слова своей покойной бабушки: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
Не погибни тогда Владимир, была бы она сейчас с Игнатием? Обрела бы это глубокое, спокойное счастье? Ведь Игнатий ни разу за все годы не дал ей повода усомниться в себе, и его друзья часто подшучивали, говоря, что он «неприлично сильно» любит свою жену.

Вернувшись домой вечером, она застала взволнованного Глеба.
— Мама, я хочу тебя с одной особой познакомить, — взяв у нее из рук сумки, он повел ее в гостиную, где за столом сидела прекрасная девушка с чашкой чая.
— Знакомься, мам, это моя любимая, Светлана. Света, а это моя мама, Маргарита Викторовна.

— Очень приятно, — голос девушки был чистым и звонким, а ее небесно-голубые глаза с легким смущением встретились с взглядом Маргариты. Где она видела этот взгляд? Рука ее непроизвольно дрогнула. Так смотрела Лидия. Девушка была такой же стройной, светловолосой, с ясными, как утреннее небо, глазами. И звали ее Светланой. Но разве может быть такое совпадение? Чтобы в огромном городе ее сын встретил именно свою единокровную сестру? Наверное, просто похожа. Но на всякий случай она решила расспросить:
— А где вы познакомились?
— Я оперировал ее маму, а Светлана ухаживала за ней в палате. Так мы и познакомились.
— Да, он буквально вытащил мою маму с того света, — с благодарностью сказала девушка.
— Молодец, сынок, — Маргарита почувствовала гордость. — А ты, Светлана, чем занимаешься?
— Я окончила педагогический, работаю учителем начальных классов.
— Прекрасная, очень нужная профессия, — Маргарита собралась было задать главный вопрос — как зовут мать девушки, но не успела: с работы вернулся Игнатий, а следом за ним и близняшки.

Вечер прошел замечательно, девушка всем очень понравилась, но одна Маргарита, чувствуя подступающую тревогу, не находила себе места.

Когда Глеб, проводивший Светлану, вернулся, она тут же набросилась на него с расспросами.
— Как зовут твою пациентку? Мать Светланы?
— Лидия, а что? — удивился Глеб. У Маргариты похолодело внутри.
— А фамилия?
— Орлова.

На мгновение она успокоилась — совпадение, фамилия-то другая. Но тут же трезвая мысль пронзила мозг: Лидия могла выйти замуж. Почему бы и нет? Она была красивой женщиной, наверняка нашлись желающие.
— Что ты знаешь о ее матери?
— Они лет пять назад переехали в город из какой-то деревни. Муж Лидии работает токарем на заводе, а она сама — нянечкой в детском доме. Мам, а к чему все эти вопросы?
— Глеб… Мне нужно встретиться с Лидией. Очень срочно. Это вопрос… вопрос огромной важности!
— Да что с тобой? — встревожился сын, видя ее бледность и дрожь в руках. — Ты вся трясешься.
— Глеб, я никогда не говорила с тобой об этом, но пришло время тебе узнать правду. Пойдем, прогуляемся в парк, не нужно, чтобы кто-то еще слышал наш разговор.

Он послушно оделся и вышел вслед за матерью. Сидя на холодной парковой скамейке, он узнал горькую правду: Игнатий не был его родным отцом.
— Но я никогда этого не чувствовал! — изумленно воскликнул он. — Никогда!
— Запомни, сынок: не тот отец, кто дал жизнь, а тот, кто вырастил и воспитал. Игнатий любит тебя так же сильно, как и девочек, и я надеюсь, что то, что ты услышишь дальше, не изменит твоего отношения к нему.

Глеб молча кивнул:
— Как оно может измениться? Он мой отец, и точка.
— Слушай же дальше… — Маргарита продолжила свой тягостный рассказ, и когда дошла до истории рождения дочери Лидии, лицо Глеба потемнело.
— Ты хочешь сказать, что…?
— Да, она может быть твоей сестрой. Сынок, — она мягко положила свою ладонь на его руку, — так распорядилась судьба. Прости меня, но я должна была тебе все рассказать, пока не стало слишком поздно. Ведь еще не поздно? — пристально глядя ему в глаза, тихо спросила она.

Он лишь молча, отрицательно покачал головой.
— Мне нужно увидеть ее мать. Я буду молиться всем богам, чтобы это оказалось всего лишь чудовищным совпадением.
— Я все устрою…

Через два дня Глеб сообщил матери:
— Она ждет тебя в кафе. Я сказал, что ты, как моя мама, хочешь познакомиться с будущей родней поближе, наедине, перед тем как будет объявлено о помолвке.
— Ты ничего не сказал Светлане? — тихо спросила Маргарита.
— Нет. Не смог. Да и вдруг… вдруг это просто совпадение.

Сидя в уютном городском кафе в элегантном платье, которое Игнатий привез из самой ГДР, Маргарита в нервном напряжении теребила край скатерти. Она то снимала, то снова надевала изящное кольцо с бриллиантом, подаренное мужем на двадцатилетие свадьбы.
В зал вошла женщина. Светлые волосы ее были убраны в строгий пучок, а простое ситцевое платье, хоть и сидело безупречно на ее все еще стройной фигуре, кричало о бедности. Единственным украшением были скромные белые бусы. Маргарита сразу поняла — это мать Светланы. Та стояла у входа, озираясь, и Маргарита подняла руку.

Это была она, Лидия. Приближаясь, Маргарита окончательно убедилась — ошибки быть не могло. Та же стать, те же черты, лишь время оставило на лице следы былой красоты. Лидия села напротив, оценивающе окинула взглядом ее наряд, украшения, и тихо прошептала:
— Ну, привет… Отлично выглядишь, вижу, не бедствуешь…
— Ты тоже… Все еще очень хороша собой.
— Значит, наши дети друг друга нашли? Судьба, ничего не скажешь…
— Я до последнего надеялась, что это просто совпадение, странная игра случая… Но теперь вижу, что нет.

Они проговорили долго. Лидия поведала историю, похожую на ту, что рассказывал Глеб: вышла замуж, когда Светлане было пять лет. Мужа не любила, но в деревне, где все помнили ее историю, женихи обходили ее стороной. А тут «какой-никакой, а мужчина». Потом переехали в город, живут скромно, работают не покладая рук. Взглянув на руки сестры, Маргариту сжала жалость: они были красными, шершавыми, с облупившимся лаком на ногтях — руки, знавшие лишь тяжелый труд.

Настала пауза, когда обе женщины просто молча смотрели друг на друга. Маргарита поняла, что пора прощаться.
— Мне горько это говорить, но детям придется расстаться. Иного пути нет.
— Маргарита, постой, — жалобно, по-детски, произнесла Лидия. — Маргарита, прости меня. Я все эти годы мучилась, изводила себя. У меня никого роднее тебя не было и нет. С мужем — одна привычка, дочь живет своей жизнью…
— Лида, я тебя простила. Давно. Но у нас с тобой разные дороги. Понимаешь, каждый раз, встречаясь, мы будем бередить старые раны. Я-то переживу, а вот ты? Судя по всему, твоя жизнь сложилась не так, как ты мечтала. И, помня, как ты когда-то поступила, я не смогу быть спокойной — вдруг тебе и мой Игнатий покажется привлекательным? Нет, нам нужно держаться подальше друг от друга. Чтобы не было у тебя соблазна, а у меня — лишних тревог.
— Значит, не простила? А как же любовь твоего Игнатия? Разве ты не веришь в нее?
— Владимир меня тоже любил… — тихо сказала Маргарита. — Знаешь, глядя на тебя сейчас, я подумала: все в этой жизни возвращается бумерангом. Все.
— Да пошла ты, — вдруг злобно, сквозь стиснутые зубы, прошипела Лидия, и в ее глазах блеснула старая, нерастраченная ненависть.
— Пойду.

Маргарита вышла из кафе с тяжелым, холодным камнем на душе. Нет, оказалось, она не простила сестру до конца. Увидев ее, она снова ощутила всю ту боль, всю горечь и унижение. Обида, которую она считала давно похороненной, лишь притаилась на дне ее сердца, чтобы теперь вырваться наружу с новой силой. Перед глазами снова стояла картина из бани, а в ушах звенели слова, сказанные у реки много лет назад.
И теперь ее сын, ее единственный Глеб, должен был страдать, потому что не будь той роковой связи, он никогда бы не полюбил Светлану…

Эпилог

Глеб очень тяжело переживал разлуку. Осознание, что любимая девушка — его родная сестра, разрывало его сердце на части. Он избегал встреч с ней, потому что любил ее не как родственницу, а как женщину, с которой строил планы на будущее, в мечтах которой она была его женой и матерью его детей. Он боялся дня, когда она выйдет замуж за другого, понимая, что ревность и боль съедят его изнутри.

Маргарита же, казалось, закрыла эту болезненную главу своей жизни. Лишь однажды, собрав немалую по тем временам сумму, она анонимно переслала деньги сестре, узнав, что у той снова начались серьезные проблемы со здоровьем. Она помогала ей тайно, вплоть до самого конца. Лидия ушла из жизни, не дожив и до пятидесяти лет. Маргарита, с годами обретшая глубокую веру, узнав о ее кончине, стала регулярно ходить в храм и заказывать молебны за упокой ее души, окончательно и бесповоротно простив сестру. Да, та была грешна, но разве ее короткая, полная лишений жизнь не стала для нее достаточным наказанием?

И только когда Глеб, спустя несколько лет, встретил другую девушку, женился, обзавелся детьми и переехал в другой город, Маргарита позволила себе сблизиться с племянницей, Светланой, так сильно напоминавшей ей юную Лидию. Но было в ней и кардинальное отличие: девушка обладала чистой, светлой душой и жила по строгим законам чести и совести, доказывая, что судьбу все-таки можно обмануть, и что настоящее благородство определяется не родством крови, а поступками и чистотой сердца.