Она мчалась по залитому асфальту, уже почти покинув городскую черту, когда ледяная волна осознания накрыла ее с головой. Внутри, в прихожей на резной консоли, осталась квадратная коробка, тщательно упакованная в шелковистую бумагу с тиснением. Подарок. Сначала мелькнула мысль проигнорировать этот промах, продолжить путь с пустыми руками, списав все на дурное предзнаменование, связанное с возвращением. Однако, проехав очередной съезд, она с глухим стуком ударила ладонью по рулю и, свернув на разворот, направила машину обратно, в сторону дома.
«Кого я пытаюсь обмануть?» — пронеслось в голове, отдаваясь горьким привкусом. — «Мы видимся с Вероникой раз в году, следуя давнишней договоренности, а сегодня — юбилей!». Елена злилась на себя, на свою непростительную забывчивость. Как можно было оставить дома главное — тот самый знак внимания для подруги, отмечающей пятидесятилетие? Она уже мысленно рисовала картину: изумленное лицо Вероники, ее радостные глаза, когда та раскроет роскошную упаковку. Появиться на празднике с пустыми руками было совершенно немыслимо.
Она включила радио, где лилась тихая, меланхоличная мелодия, и с тоской посмотрела на бесконечную ленту машин, в которой ей уже довелось провести время и в которую предстояло погрузиться снова. «Сама виновата, сама и исправляй», — прошептала она, будто пытаясь убедить себя в правильности решения. Подъехав к дому, ей пришлось сделать несколько кругов по переполненной стоянке, мысленно посетовав на водителя, занявшего два места сразу, и в итоге оставить автомобиль на обочине.
Она было потянулась к кнопке домофона, чтобы попросить супруга спустить коробку к лифту, но рука сама опустилась, сраженная внезапным стыдом. Вместо этого она достала из сумочки связку ключей. Марк, казалось, приболел, даже на юбилей к Веронике не собрался. Она предлагала остаться с ним, но он настоял, чтобы она ехала, уверяя, что ему нужен лишь хороший отдых и сон.
Пусть спит. Она просто быстро зайдет, возьмет сверток и умчится обратно.
Когда двери лифта с мягким шелестом разъехались, она от неожиданности чуть не выронила ключи. Прямо перед ней стоял муж. Он был явно готов к выходу: безупречно свежий, в наглаженной рубашке, от него исходил тонкий, но явственный шлейф дорогого парфюма. Увидев ее, он буквально осел, и все его собранное выражение лица мгновенно улетучилось.
— И надолго ты здесь застынешь? — прозвучал ее голос, холодный и ровный.
Марк, опустив голову, вышел из кабины.
— А ты… я думал, ты уже у подруги, — прошептал он, и в голосе его слышалась виноватая дрожь.
— Я-то да, а вот ты, мой дорогой, не смог составить мне компанию. Напомни, по какой же причине?
— По какой? — переспросил он, явно тянул время, и в его глазах читалась отчаянная мольба о любом вмешательстве извне.
И оно произошло. Запищал домофон, и в подъезд вошел сосед с маленькой собачкой на поводке.
— Я ненадолго, меня ждут, — попытался выскользнуть Марк, избегая встретиться с ней взглядом.
— Нет, мой хороший, сначала мы спокойно поговорим! — Елена кивнула соседу и, решительно взяв супруга за локоть, втолкнула его обратно в лифт.
В квартире царил легкий хаос, словно кто-то собирался впопыхах: на спинке стула висел галстук, на столе лежали ключи от машины.
— Ну что же? Я вся во внимании, Маркуша, почему тебе так не захотелось ехать со мной?
— Леночка…
— Не надо ласковых имен. Просто ответь на вопрос.
— Мне не нравится, понимаешь? Совершенно не нравится это общество! — вдруг вырвалось у него, словно прорвало плотину. — Я всей душой, понимаешь, всей душой его не переношу! Да! Теперь ты знаешь!
— Неужели? И это только что пришло тебе в голову? — горько усмехнулась она, наблюдая, как он отчаянно пытается найти хоть какую-то опору в этой шаткой конструкции лжи. — Это ведь и твои друзья тоже! Мы общаемся много лет! С чего бы это вдруг такая немилость?
— Я лгал. Все эти годы. Ради тебя, солнышко. Они мне давно все глубоко антипатичны. Муж Вероники, ты же помнишь ту историю… он тогда, будучи нетрезвым, приставал ко мне!
— Так, ну эту историю с бородой из преданий уже все забыли. Дмитрий тогда просто в темноте перепутал тебя с собственной женой, это ты забрался не в ту постелю! И потом, давай не будем отвлекаться на давние комедии… Куда же ты собрался, такой нарядный?
— Ласточка! Я хотел встретиться с приятелями. Выпить вина, покурить… ну прости, я просто не мог заставить себя пойти с тобой на этот праздник! Вот и соврал.
Он склонил голову, изображая раскаяние.
— А этот парфюм, который ты на себя полфлакона вылил, тоже для приятелей? Для посиделок в гараже?
— Лена, я не понимаю! Побрызгался, как всегда! Я же его не внутрь употребил, в отличие от твоего драгоценного Сергея!
Услышав имя бывшего мужа, она вздрогнула, будто от внезапного толчка. И в этот миг до нее дошло: если он прибегнул к этому тяжелому оружию, значит, ситуация куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Она молча прошла на кухню, опустилась на табурет и принялась массировать виски, где уже начинали стучать молоточки надвигающейся боли. Зазвонил телефон. Подняв трубку, она сделала глубокий вдох, стараясь, чтобы голос не выдал бури, бушевавшей внутри:
— Да, Вероничка, родная… с днем рождения! Я выехала, но пришлось вернуться… голова закружилась, давление, наверное. Вызвать такси? Не надо, дорогая, я справлюсь, мне очень жаль, обязательно встретимся в другой раз. Целую, пока.
Она положила трубку, отодвинула телефон и подняла на мужа усталый, потухший взгляд.
— Тебе правда нехорошо? Ты вернулась из-за головокружения? — встревожился он с показной готовностью. — Сейчас позвоню Николаю, он тебе быстро пропишет что-нибудь!
Марк начал лихорадочно листать список контактов в поисках номера знакомого врача.
— Мне действительно плохо. Но твой Николай здесь не поможет, — тихо выдохнула она.
— Что же тогда? Сбегать в аптеку? — он уже рванулся было в прихожую, но она остановила его жестом.
— Хватит врать, Марк! Я вижу, что ты лжешь! — Елена поднялась и подошла к большому окну, за которым клубился вечерний город. — Господи, неужели я заслужила это? — прошептала она в стекло, обращаясь к своему отражению.
Марк молчал. Она не поворачивалась, затягивая паузу, словно опытная актриса, знающая силу каждого момента.
— Я все же схожу в аптеку. Скажи, что тебе принести?
— Ты никуда не пойдешь, пока не объяснишься! Что на самом деле происходит, Марк?!
Она замолчала. Молчал и он. Воздух на кухне стал густым и тяжелым, словно перед грозой.
— Ты уверена, что хочешь услышать правду? — наконец произнес он, и в голосе его прозвучала обреченность.
— Больше всего на свете в эту минуту! — не оборачиваясь, ответила она, зажмурившись, чтобы удержать нахлынувшие слезы.
Она всегда подсознательно чувствовала, что этот день может настать. Муж был младше ее на добрых восемь лет. Их брак заключили, когда ей было тридцать четыре, а ему лишь двадцать шесть. Он происходил из очень крепкой, традиционной семьи, где его выбор был воспринят без восторга. Отец со временем смирился и даже присутствовал на церемонии, но мать Марка так и не смогла простить «зрелую русскую женщину», очаровавшую ее мальчика. Позже, разглядывая свадебные фотографии, где невеста выглядела удивительно молодо, она слегка оттаяла и возобновила общение с сыном, но его избранницу упорно игнорировала.
Ее собственный круг принял нового супруга благосклонно, особенно подруги. Все они находились в том возрасте, когда искренняя страсть и теплота в отношениях ценились превыше условностей и социального статуса. Со стороны их союз казался идеальным: она сияла, он благодаря ей обзавелся полезными связями, в том числе и для своего семейного бизнеса. Казалось, все были если не счастливы, то довольны.
— Я устал быть просто «мужем Елены»! — начал он свою исповедь, глядя в пол. — Мне тридцать четыре, это возраст, когда хочется уважения, самостоятельности, а меня все воспринимают как… как твое приложение. Мне нужно общение с теми, кто видит во мне личность, а не удачное приобретение!
— Продолжай, я слушаю, — она все так же смотрела в окно, понимая горькую правду его слов. Их общие знакомые и впрямь часто относились к нему снисходительно.
— Я все сказал.
— Все? Ты забыл назвать ее. Ту, что видит в тебе отдельную, самостоятельную личность.
Марк тяжело вздохнул, и в этом вздохе был весь его страх и разом обретенная смелость.
— Лена, не надо, умоляю. Я верен тебе, я… я ради тебя на многое пошел, на конфликт с родными…
— Какой конфликт? Выйдя за тебя, я приняла и твою семью целиком! И пусть я ни разу не видела твою мать, которая меня на дух не переносит, зато я постоянно решаю вопросы твоих племянников, устраиваю их, помогаю с учебой!
— Лена! Лена, послушай… Все так. Ты жертвуешь, я жертвую. Каждый раз, когда я навещаю мать, она говорит о внуках, которые были бы у нее, женись я на Марине! Думаешь, мне легко это слушать?
— Не уводи разговор, Марк. У тебя есть другая. И это давно. Мне намекали, но я… я верила тебе. Разве я не заслуживаю правды?
— Правда в одном, Леночка. Я люблю тебя. Только тебя.
— Врешь! Снова врешь… это невыносимо.
— Да с чего ты взяла! — вспыхнул он вдруг, и в его глазах блеснул огонек настоящего гнева. — Я тоже человек, я могу обижаться! Ты не хочешь видеть, чем я ради тебя жертвую!.. — он отвернулся и провел ладонью по глазам. — Я же никуда не ушел, видишь? Я здесь, с тобой.
— И никого у тебя нет?
— Никого, кроме тебя.
— Ладно. Прости.
Они стояли посреди кухни, обнявшись. Она, уткнувшись лицом в грудь мужа, чувствовала знакомый запах его одеколона и думала, что, несмотря ни на что, продолжает его любить. А гложущая ревность, вероятно, стала вечной спутницей всех, чьи партнеры привлекают слишком много внимания.
Внезапно тишину разорвала вибрация его мобильного. Он достал аппарат, и она успела заметить, что на экране высветилось имя, написанное армянскими буквами.
— Отвечай. Наверное, твои друзья заждались.
— Не хочу, — он попытался отложить телефон. — Сейчас начнут уговаривать.
— Отвечай! — прозвучало как приказ, тихо, но не допуская возражений.
Он нерешительно замер, а затем сбросил вызов.
— Дай сюда! — Елена проворно выхватила аппарат из его ослабевших пальцев и заперлась в ванной.
— Лена, открой немедленно! — он принялся стучать по двери.
Она нашла в списке последний входящий звонок и нажала кнопку вызова. Как она и предполагала, трубку сняла женщина.
— Алло, Маркуша, тебя совсем не слышно! Ты скоро? Я уже заждалась… Алло! Перезвони, хорошо?
Елена молча положила трубку. В ушах стоял тот самый звенящий звук — звук разбивающегося вдребезги хрусталя доверия.
— Это не то, о чем ты подумала! — бушевал за дверью Марк.
Она открыла дверь и, не глядя, протянула ему телефон:
— Перезвони ей. А то она заждалась.
— Лена… я не хочу. Это… она… для меня ничего не значит, клянусь…
— Уходи, Марк. Забирай свои вещи. Увидимся в суде.
…
В день, когда суд поставил точку в их истории, она встретилась в тихом уютном кафе с Вероникой.
— Ну и прекрасно! Он не стоил и тени твоего внимания! — заявила подруга, яростно кромсая вилкой кусочек шоколадного брауни.
— Не знаю. С ним никогда не было скучно. Он умел удивлять, — задумчиво произнесла Елена. — Может, стоило дать ему второй шанс? Знаешь, мне даже его мать звонила, впервые за все эти годы. Умоляла не подавать на развод.
— Да что ты! — удивилась Вероника, всегда бывшая в курсе всех перипетий. — Наверное, просто испугалась потерять в твоем лице такой полезный административный ресурс.
— И все же, она показалась мне искренней. Я даже задумалась: а вдруг она права? Она безумно любит сына, это чувствовалось в каждом слове. А сын, сказала она, по-настоящему любит меня, потому она и нашла в себе силы позвонить, хотя это ей стоило огромных усилий.
— А про его похождения она в курсе? — язвительно усмехнулась Вероника.
— В курсе. И даже одну назвала, по имени. Остальные, по ее словам, были мимолетными увлечениями, — Елена пристально посмотрела на подругу, не отрываясь.
Та поперхнулась своим кофе. Елена спокойно похлопала ее по спине. Когда та откашлялась, Елена положила на стол купюру, достаточную для оплаты обеих чашек, и, с легкой, почти невесомой улыбкой, произнесла:
— Прощай, Вероника. Пожалуйста, больше не звони. Никогда.
— Постой, я могу все объяснить! — крикнула ей вслед бывшая подруга.
Но Елена не обернулась. Она вышла на улицу, где ее встречал свежий ветер. Он трепал ее волосы, смывая с нее пыль прошлого. Она перешла дорогу, села в свою машину и, глубоко вздохнув, завела мотор. Впереди была дорога, чистая, как незаполненный лист, и она была на этой дороге совершенно одна, но впервые за долгое время — по-настоящему свободной. И в этой свободе, горькой и пронзительной, таилось начало чего-то нового, настоящего, что ждало ее за поворотом.