Первый летний зной медленно отступал, уступая место бархатистым сумеркам. Воздух, густой от аромата нагретой за день земли и цветущих луговых трав, становился прохладнее. В такие вечера кажется, что сама природа замирает в сладком предвкушении ночи. На старой деревянной скамейке, утопающей в зарослях пахучего жасмина, сидели двое.
– Я так боюсь, – тихо проговорила девушка, и ее голос, похожий на шелест листвы, был едва слышен.
– Чего ты можешь бояться? – мягко отозвался юноша, крепче сжимая ее тонкие пальцы в своей ладони. – Совсем скоро мы станем мужем и женой. Все уже решено, родители благословили наш союз.
– А вдруг твои чувства изменятся? Вдруг ты оглянешься и поймешь, что это была ошибка? Что мне тогда делать одной, с малышом на руках?
– Глупышка моя, о каких ошибках может идти речь? Вот родится у нас сынок, я буду учить его удить рыбу, показывать, где самая сладкая земляника зреет.
– А если судьба подарит нам доченьку?
– Тогда у тебя появится самая верная помощница и подружка. Скоро ты носишь мою фамилию, станешь частью меня. Не позволяй страхам омрачать наше счастье.
Он нежно прикоснулся губами к ее лбу, ощущая под ними тонкую, прохладную кожу. Легко перепрыгнув через невысокий плетень, он зашагал по деревенской улице, вымощенной крупным булыжником. В окнах изб уже зажигались огоньки, но на улице было пустынно и тихо; местные жители, уставшие после трудового дня, готовились к ночному отдыху. Юноша шесm, насвистывая под нос незамысловатый мотив, и думал о своем благополучии. Работа на посевной приносила стабильный доход, которого с лихвой хватило бы не только на пышное торжество, но и на обустройство будущего семейного гнездышка. Председатель, ценивший его усердие, предоставил несколько дней отдыха, и теперь можно было как следует выспаться.
Пройдя мимо нескольких темных от времени срубов, он внезапно остановился. Возле калитки одного из домов, окутанная сизым дымком, стояла незнакомая женская фигура. Ее силуэт, резко контрастирующий с привычным деревенским пейзажем, сразу привлек внимание. Платье, облегающее стройный стан, и короткая, по-городскому стильная стрижка – здесь, в этой глуши, такие не ходили. Она курила, задумчиво глядя в густеющие сумерки.
– Привет, красавица! – сорвалось у него, прежде чем он успел обдумать приветствие. – Откуда такие на наших просторах взялись?
– А ты хоть бы для приличия представился, – парировала незнакомка, оценивающе взглянув на него. – Или деревенским парням теперь неведомы основы учтивости?
– Меня зовут Юрий, – смущенно буркнул он.
Девушка медленно выдохнула струйку дыма и пожала изящными плечами.
– Майя, – представилась она. – Скажи, Юрий, куда здесь можно податься, если душа требует зрелищ? Где в этой глуши ищут развлечений?
– В наш клуб по субботам народ собирается, – предложил он. – Музыка, танцы…
– Суббота? – она усмехнулась. – А я хочу сейчас. Сию минуту.
Юрий на мгновение задумался, польщенный ее прямым взглядом и дерзкой улыбкой.
– Если дело срочное, – протянул он, поддаваясь внезапному порыву, – тогда твой проводник – я.
– Что ж, тогда прошу. Я сняла домик у одной старушки, совсем рядом.
Не прошло и получаса, как они сидели в маленькой, но уютной горнице, залитой звуками незнакомой ему городской музыки. Воздух был густ и сладок от ее духов.
– Может, потанцуем? – скользнула к нему Майя, протягивая руку.
– Конечно, – кивнул он, обнимая ее гибкий стан и теряясь в ритме, что бился в такт его внезапно участившемуся сердцу.
Утро застало его врасплох. Юрий торопливо бежал домой, стараясь стушать как можно тише. Вот-вот деревня начнет просыпаться, женщины пойдут доить коров, и он мысленно молил, чтобы никто не увидел его возвращения. Мысли путались, но сквозь вину пробивалось упрямое желание увидеть Майю снова. Она же скоро уедет, один лишь миг, один танец в сумраке деревенской ночи – разве это предательство?
А в это время его невеста, Вероника, выливала парное молоко в большой глиняный крынок.
– Верочка, а твой-то Юрка, говорят, у приезжей гостьи ночевал, – бросила одна из доярок, проходя мимо с полными ведрами.
У девушки похолодели пальцы, и тяжелый сосуд едва не выскользнул из ее рук.
– Врете! Не может этого быть!
– Да кто ж тебе станет врать? Люди видели. Слышно, будто он и вовсе с ней в город собрался, бросает все.
Сердце Вероники заколотилось с такой силой, что в ушах зазвенело. Она бросилась к дому Юрия, но на пороге ее встретила его мать, заплаканная и бледная.
– Уехал, – только и смогла выговорить женщина, не в силах поднять на нее глаза. – С ней, с этой городской… Уехал.
Мир поплыл перед глазами. Вероника, не помня себя, бежала домой, разрывая на груде тонкий хлопковый халатик. В висках стучало: «Как? За что? Что же теперь делать?». И сквозь этот хаос мыслей пробивалось холодное, ясное решение. В деревне жила старая знахарка, к которой шли за советом и помощью. Она и ребенка от хвори вылечит, и от дурной привычки избавить поможет. Наверное, она знает, как помочь и в ее горе.
Дома ее ждала мать, и по лицу женщины Вероника сразу поняла, что та уже все знает.
– Доченька, что с тобой? – кинулась к ней мать, обнимая ее дрожащие плечи.
– Мама, он бросил меня! Уехал с другой, в город! – рыдания вырывались из самой глубины души.
– Но как же ты? Твое положение…
– А зачем я ему, простая деревенская? – с горькой усмешкой выдохнула девушка.
Из горницы вышел отец, лицо его было темно от гнева.
– Не убивайся так, дочка, – прорычал он, сжимая кулаки. – Только появится на пороге – прикончу, как собаку!
– За что тебе такое горе, родная моя? – причитала мать, гладя ее по волосам.
– Мам, я пойду к тете Вале, поживу у нее немного. Скажи что-нибудь председателю, чтобы не искали меня.
– Хорошо, иди, доченька. Все устрою, – безропотно согласилась женщина, понимая, что дочери нужна сейчас не только поддержка, но и покой.
Час спустя Вероника уже стояла у низкой, покрытой мхом избушки на самом краю деревни. Дверь отворилась сама, и на пороге показалась худая, сгорбленная старушка с пронзительными, молодыми глазами.
– Чего пришла, милая? Входи, не стой на пороге, душу свою распахни, – пригласила она жестом.
Они сидели за простым деревянным столом, пили травяной чай с терпким, незнакомым вкусом.
– Ну, говори, с какой бедой ко мне пожаловала? – спросила знахарка, пристально глядя на гостью.
И Вероника, сдерживая слезы, выложила всю свою боль, рассказала о предательстве возлюбленного, о своем страхе и отчаянном решении.
Чай был горьковатым и странно ароматным. Минут через пятнадцать девушку неодолимо потянуло в сон. Ей привиделось, будто она стоит на берегу быстрой реки, а посреди течения, барахтаясь в холодной воде, кричит и зовет на помощь маленький ребенок. Она пыталась сделать шаг, но ноги стали ватными, и она не могла сдвинуться с места, лишь с ужасом наблюдая, как темная вода затягивает крошечное тельце. От этого кошмара она и проснулась, вся в слезах и холодном поту.
– Ну что, дитятко, все еще хочешь избавиться от своей ноши? – спросила старушка, не отрывая от нее своего проницательного взора.
Вероника молчала, прижимая ладони к еще не округлившемуся животу. Нет. Нет, она не могла этого сделать. Это была не просто «ноша», не проблема, от которой нужно избавиться. Это была жизнь. Ее малыш. Ее кровь.
Обратный путь она проделала пешком; знахарка строго-настрого запретила садиться на велосипед, велев беречь хрупкое сокровище, что она теперь носила под сердцем. «Ничего, – думала Вероника, глядя на уходящую вдаль дорогу. – Я справлюсь. Я подниму его одна». В конце концов, у нее есть тетя Валя, которая никогда не оставит в беде свою любимую племянницу.
Дома отец встретил ее суровым взглядом.
– Где пропадала?
– Ходила к знахарке. Она… она запретила мне даже думать о том, чтобы навредить ребенку.
– Вот как! – лицо отца просветлело. – А я бы и на порог не пустил, знай, что ты задумала такое с нашим внуком! Жизнь отнять… Нет, это не в наших правилах.
Малыш появился на свет в положенный срок, крепким и здравым. Из роддома Веронику забирали сияющие родители. А на следующий день к их дому тихо подошла мать Юрия.
– Позвольте… пожалуйста, позвольте мне иногда нянчить моего внука, – проговорила она, с трудом сдерживая слезы. – Как-никак, я ему все же бабушка.
Вероника, посмотрев на ее умоляющие глаза, молча подошла к колыбели. Осторожно, с нежностью подняв теплый, запеленутый комочек, она передала его женщине.
– Ах ты, радость моя ненаглядная, – прошептала бывшая свекровь, прижимая ребенка к груди. – Бабушка принесла тебе приданое, самого ценного, что есть на свете – свою любовь.
Спустя несколько месяцев в деревне снова появился Юрий. Он стоял возле местного магазина и с горечью жаловался старым приятелям:
– Представить не можете! Ей каждый день – как праздник. Говорит, кто голоден, тот сам и должен у плиты стоять.
– А ты чего хотел? – качали головами мужики. – Сам виноват. Надо было с Вероникой оставаться, она девушка надежная.
– Да ничего, она меня простит, – с наивной уверенностью произнес Юрий. – Вернется ко мне.
– Вряд ли, брат. Твоя Вероника замуж выходит. А сына своего на нового мужа записывает, – огорошили его друзья.
Дома его тоже не ждал радушный прием. Мать, напоив его чаем, молча вынесла его потертый чемодан на крыльцо.
– Поезжай обратно, в свой веселый город. Тебе же там так хорошо было, когда ты свою невесту, да еще в положении, на весь мир осрамил.
– Но, мам, куда я поеду? Мне некуда…
– Найдешь куда, – сухо ответила женщина и, развернувшись, ушла в дом, плотно прикрыв за собой дверь.
А через неделю в деревне снова играли свадьбу. Под венцом стояла прекрасная Вероника, а рядом с ней – спокойный и надежный человек, который смотрел на нее и на малыша с безграничной нежностью. И у маленького мальчика теперь было целых три бабушки, готовые души в нем не чаять. Мать жениха сразу приняла приемного внука как родного. Новая жизнь начиналась, похожая на чистый лист, на котором предстояло написать историю счастья, построенного не на мимолетной страсти, а на верности, уважении и тихой, прочной любви. И когда вечерний ветерок колыхал занавески в их новом доме, казалось, что само время шептало: все потерянное обретается вновь, но уже в ином, преображенном свете, а заблудшие сердца, пройдя через боль, наконец-то находят свой истинный причал.