Этап 1. «Конура» вместо мечты
— Твои родители со своей нищетой подарили нам конуру, а не квартиру! — выстрелил Егор, выходя из комнаты в двадцать метров.
Маша даже не сразу поняла, что это сказано про её родителей. Про маму, которая пекла пироги на продажу, чтобы отдать им лишние пять тысяч. Про отца, который всю весну таскал доски и сетку на даче, чтобы её подороже продать.
— Не смей так говорить, — голос у неё сорвался. — Они всё, что могли, отдали.
— Да я вижу, что они отдали, — хмыкнул Егор. — Жалость, а не квартира. У Санька мать нормальная: трёшку в монолите купила, лоджия, два санузла. Понимаешь? Люди думают о детях. А твои с дачи наскребли, хоть бы не позорились.
Маша почувствовала, как уши запылали.
— Они не обязаны были нам ничего покупать, — тихо сказала она. — Это их деньги, их дача. Они просто захотели помочь.
Егор фыркнул:
— Да помогли так, что теперь я по людям стесняться буду, где живу. В коробке.
Он снова обвёл рукой комнату, где стоял их новый диван, аккуратно сложенные коробки и ещё пахло свежей краской.
— Если тебе так стыдно за эту «коробку», — Маша сама удивилась своему спокойствию, — можешь не жить здесь.
Егор резко повернулся:
— Это что, выгоняешь?
— Я говорю, — она сделала паузу, — что это наш дом. И я не позволю поливать грязью ни его, ни моих родителей.
Он посмотрел ей в глаза, хотел что-то ответить — и, не найдя слов, взял куртку.
— Я поеду к Саньку, — бросил через плечо. — Посмотрю, как люди живут.
Дверь хлопнула так, что штукатурка осыпалась с откоса.
Маша осталась одна в их «конуре». Села на середину голого пола и заплакала — не от обиды даже, а от какого-то страшного разочарования: она-то думала, что они это делают вместе.
Этап 2. Жизнь в двадцати метрах и тридцати претензиях
Следующие недели были похожи на качели.
Иногда Егор возвращался из офиса усталый, молчаливый, ел приготовленную Машей запеканку и почти не ворчал. Они вместе выбирали шторы, шли в «Икею» за полочками, смеясь над названиями.
А иногда возвращался злой — явно после очередного похвастовства Санёка или чьей-то истории про «ипотеку на двушку в новом ЖК».
— Знаешь, что он сказал? — Егор стаскивал туфли так, будто те были виноваты. — «Братан, ты что, реально в студии живёшь?» Студии, Маш! Он даже словом «квартира» это не называет.
— Ну и пусть, — устало отвечала Маша. — Нам-то что до Санька?
— Как «что»? Люди уважают, когда ты как человек живёшь, — огрызался Егор. — А не в клетке.
Маша переводила разговор, старалась не вступать в спор. Она видела: чем больше он сравнивает, тем сильнее зацикливается. И тем меньше в нём остаётся того Егорки, который три года назад носил ей чай в общагу и называл их будущую квартиру «нашей крепостью, хоть бы двадцать метров».
Однажды вечером он принёс новую идею:
— Слушай, я тут прикидывал… Давай эту крошку продадим, добавим денег в ипотеку и возьмём хотя бы однушку побольше. Метраж + район поприличнее. А эту… ну, кто-нибудь купит.
— Егор, — Маша аккуратно сложила документы, которые только что раскладывала по папке, — у нас ипотека на эту квартиру на двадцать лет. Продать её с выгодой в ближайшие годы не получится. Мы уйдём в минус.
— Ну так займём! — с жаром продолжил он. — Возьмём ещё кредит, мои родители помогут…
— Твои родители? — тихо переспросила Маша. — Те самые, что уже три года копят на ипотеку для твоей сестры и до сих пор живут в двушке с бабушкой?
Егор отмахнулся:
— Ну, можно же что-нибудь придумать. Я просто не собираюсь всю жизнь в этой конуре жить.
Он произнёс это так, будто она его сюда затолкала силой и заперла.
Маша ночами ворочалась, прокручивая в голове каждый их диалог. И всё чаще ловила себя на мысли: дело не в метрах. Дело в отношении.
Этап 3. Настоящий размер подарка
Она долго не решалась рассказать родителям про его слова. Не хотела ранить. Но однажды, приехав к ним на дачу — ту самую, которую уже купили новые хозяева, поэтому вместо яблонь стоял ровный участок и фундамент будущего дома — всё-таки не выдержала.
Они сидели на кухне. Мама наливала чай, отец резал пирог.
— Пап… мам… — Маша вертела в руках чашку. — А вы… не жалеете, что продали дачу?
Мама нахмурилась:
— С чего это нам жалеть? Мы же вам помогали.
Маша вздохнула:
— Егор… не очень доволен. Говорит, квартира маленькая. Что это не «настоящий» подарок, а так… конура.
Мама замерла. Отец поставил нож.
— Конура, говоришь? — переспросил он спокойно.
— Он… — Маша торопливо замахала руками. — Он не со зла. Просто… сравнивает с другими. У Санёка трёшка…
— У Санёка, — отрезал отец, — трёшку купила тёща за наличку. Без ипотек, без проданных дач, без ночных смен. А у нас — вот сколько было, столько и дали. Если для него это мало — пусть идёт и сам себе покупает дворец.
Мама тяжело вздохнула:
— Маш, доченька… Мы тебе это и хотели сказать давно, да всё момент не находили. — Она переглянулась с мужем. — Ты документы на квартиру читала внимательно?
— Ну… я видела, что собственник я. И ипотека на мне. Егор — созаёмщик, но…
— Но есть ещё один документ, — вмешался отец. — Брачный договор. Помнишь, мы вас тогда у нотариуса заставили подписать?
Маша нахмурилась, вспоминая:
— Конечно, помню. Егор ещё возмущался, что «в любви так не делается». А вы сказали: «Нам так спокойнее». Но я как-то… не придала значения. Думала, формальность.
— Не формальность, — отец достал из папки копию. — Мы дали вам почти половину стоимости квартиры. И мы прекрасно видели, как Егор крутит носом — то маленькая, то район не тот. Поэтому настояли: жильё оформляется только на тебя, и брачным договором закрепляется, что это твоё личное имущество, даже если вы разведётесь. Его доля — только в том, что вы будете вместе платить ипотеку.
Маша медленно прочитала строчки. Всё ясно, чёрным по белому.
— Пап… я не знала, что вы так серьёзно…
— Зато я видел, — отец опёрся ладонями о стол, — как он смотрел на ту дачу: «Да зачем вам она, продайте». Я не хочу, чтобы через пять лет он хлопнул дверью, забрал половину квартиры и оставил тебя с долгами. Ты моя дочь. Я тебя защищаю.
— Но… — Маша растерянно моргнула. — Это же… как-то… некрасиво по отношению к Егору?
Мать тихо усмехнулась:
— Некрасиво — это говорить про чужой труд «конура» и сравнивать подарки. А подстраховать дочь — нормально. И, между прочим, он сам подписал, его никто не заставлял пистолетом. От большой любви, как он говорил.
Маша провела пальцем по подписи Егора.
В груди поднялось странное чувство — не радость, не злорадство. Скорее, облегчение: если что-то пойдёт совсем плохо, у неё хотя бы будет крыша над головой. Её крыша. Не «конура», а дом, построенный на любви родителей и её собственной работе.
Этап 4. Новоселье, которое всё расставило
Через пару месяцев они сделали минимальный ремонт: поклеили светлые обои, поставили небольшой встроенный шкаф, купили складной стол. Квартира заиграла. Стало уютно: шторы, плед, несколько цветов на подоконнике.
Маша настояла на том, чтобы устроить маленькое новоселье. Пригласили родителей с обеих сторон, сестру Егора, пару близких друзей.
— Ты только маме ничего про договор не говори, — попросил Максим, — а то она… ой, Егор, как его зовут, я уже запуталась.
(Оговорка, конечно. Но в голове у Маши всё больше всплывали имена «нормальных мужей» из историй подруг.)
Егор согласился, но по дороге всё равно ворчал:
— Будут сидеть, нахваливать. «Ой, какая уютная». Хотя всем видно, что тесно.
— Тесно — это когда три поколения в однушке, — отрезала Маша. — А у нас двое, и никого сверху.
Праздник начинался неплохо. Мамины пироги, папин фирменный салат, смех. Даже свёкор с свекровью (они обычно держались в тени Зинаиды из прошлой истории, но тут совсем другие) шутили, что «главное — не метры, а метр любви», и что «наши тоже начинали с малосемейки».
Но стоило кому-то из друзей заметить, что «у вас тут уютнее, чем у Санёка в его трёшке-музее» (там всё делала дизайнерская тёща, жить было страшно шевельнуться), как у Егора лицу стало каменным.
— У Санёка квартира, — громко сказал он. — А это… ну, так, старт. Родители Маши постарались, да. С их возможностями — это максимум. Но я всё равно отсюда свалю, как только смогу. Надоело в коробке.
Тишина упала мгновенно.
Мама Маши побледнела. Папа крепче сжал вилку. Свекровь подняла брови.
— Егор, — Маша почувствовала, как у неё трясутся руки, — ты сейчас серьёзно?
— А что? — он пожал плечами, даже не заметив, что перешёл границу. — Я правду говорю. Ты сама знаешь — нам тесно. Да и вообще… — он махнул рукой, — это не тот уровень, о котором я мечтал. Я не собираюсь всю жизнь жить на двадцати метрах.
Папа Маши положил приборы, медленно встал.
— Знаешь, Егор, — сказал он ровно, — если тебе так плохо в нашей «конуре», то у меня для тебя две новости.
Егор усмехнулся:
— Ну давайте, я уже боюсь.
— Во-первых, — продолжил отец, — квартира не наша. Мы её подарили дочери. Мы свои возможности на этом исчерпали. Извини, дворец построить не можем.
А во-вторых… — он достал из папки ту самую копию брачного договора и положил перед Егором. — Эта «конура», как ты выражаешься, принадлежит Маше. Только ей. Ты в ней — гость. С пропиской и ипотекой, но без права делить или продавать. Подпись тут твоя. Помнишь?
Егор побледнел:
— Это… что за цирк?
Маша вздохнула:
— Не цирк. Подстраховка. Папа с мамой дали половину суммы и захотели быть уверены, что квартира останется у меня, даже если мы… — она запнулась, — расстанемся.
— Вы что, все против меня сговорились?! — вскинулся Егор. — Я тут кредиты плачу, вкалываю, а мне под нос тычут бумажками?
— Ты платишь за своё проживание, — спокойно ответил отец. — Так же, как и она. Никто тебя не заставлял брать ипотеку.
А если квартира тебе так ненавистна — никто не держит. Собери вещи, иди к Саньку в трёшку.
— Папа! — Маша дернулась. Ей было страшно и одновременно… облегчённо.
Егор оглядел зал. На него смотрели: кто — с осуждением, кто — с растерянностью. Только его собственная мать пыталась вставить:
— Да ладно вам, молодые, чего вы… Слова-то какие, «конура»… Это ж… от нервов.
Но время уже ушло.
— Знаете что, — Егор резко поднялся. — Живите в своей конуре сами. Я никому ничего не должен.
Он схватил куртку и выскочил из квартиры, хлопнув дверью. На этот раз так, что лампочка в подъезде мигнула.
Этап 5. Квартира, которая выбрала хозяйку
После его ухода за столом никто сразу не заговорил.
Машина мама первой нарушила тишину:
— Машенька, прости… Мы не хотели праздника такого.
Маша покачала головой:
— Это не вы, мам. Это он. Это… давно назревало.
Свекровь осторожно вмешалась:
— Лена… — а Маша впервые за долгое время заметила в голосе этой женщины не осуждение, а сочувствие, — если мой Игорь будет вести себя так же, гнать его в шею. Квартира — не дворец, но вы её сами заслужили. И с нашей стороны никто тебе словом поперёк не скажет.
Папа налил всем по чуть-чуть вина:
— Давайте всё-таки за новоселье. — Он посмотрел на дочь. — Дом — там, где тебя уважают. Даже если это двадцать метров. А если не уважают — хоть сто будет, не дом это.
Этой ночью Егор не позвонил. Не пришёл и на следующий день.
Маша не бросилась ему писать. Она просто… устала.
Через три дня он всё-таки объявился. С помятым видом, перегаром и обиженным выражением лица.
— Ты что творишь? — с порога набросился. — Взяла и выставила меня перед всеми бедным родственником! Ты что, не могла со мной поговорить, а не папу своего подключать?
Маша опёрлась на стойку:
— Егор, я с тобой говорила. Многократно. Знаешь, сколько раз я просила тебя перестать обзывать наш дом конурой и моих родителей нищими? Ты меня не слышал. Зато всех гостей слышал ты.
— Ну я сгоряча! — отмахнулся он. — Не надо из меня монстра делать. Квартира правда маленькая, что я не так сказал?
— Ты сказал «твои родители подарили нам конуру», — спокойно произнесла Маша. — И очень обидел их. И меня.
А ты вообще-то живёшь в квартире, которую они помогли купить. В квартире, которую ты считаешь позором. И считаешь себя вправе ещё и диктовать, что нам с ней делать.
Егор замолчал.
— Так что, — Маша вздохнула, — у тебя два варианта.
Либо ты принимаешь, что это наш дом сейчас, благодаришь людей, которые нам помогли, и перестаёшь сравнивать метры. Мы живём дальше.
Либо… ты уходишь. Впереди миллион квартир, Саньки, коллеги, твои будущие тёщи. Купи себе хоть дворец. Я тебя не держу.
Он долго смотрел на неё, пытаясь найти в её лице привычную мягкость. Но видел только усталость и твёрдость.
— То есть ты готова вот так… взять и разрушить семью? — медленно спросил.
— Семью разрушил не я и не моя «конура», — ответила она. — Семью разрушает презрение. И оно исходит не от меня.
Егор ещё полчаса ходил по комнате, вспоминал, как он «тоже вкладывался», как «всё делал ради нас», как «любой муж хочет лучшего». Но в конце концов собрал сумку, забрал оставшиеся вещи из шкафа.
— Ты пожалеешь, — бросил на прощание. — Когда поймёшь, что никто другой тебе квартиры не купит.
— Мне уже купили, — спокойно сказала Маша. — И я сама её выплатить смогу.
Дверь закрылась. На этот раз тихо.
Квартира как будто выдохнула вместе с ней.
Эпилог
Прошло три года.
Двадцать метров, которые когда-то называли «конурой», превратились в удивительно уютное гнёздышко: встроенные шкафы, кровать-подиум, вертикальный сад на стене. Маша научилась использовать каждый сантиметр.
Она успела выплатить почти половину ипотеки, взяв подработку онлайн. Иногда к ней заходили друзья и удивлялись:
— Слушай, тут так классно! И совсем не кажется, что мало места.
Маша только улыбалась:
— Главное — кому здесь есть место.
И гладила по голове сына — маленького Артёма, который появился в её жизни уже после развода, от человека, который не сравнивал её дом с чужими квадратами, а с первого дня сказал:
— Обожаю такие компактные квартиры. Они как корабли. Главное — команда.
С Егоровой жизнь занесла пару раз. Он звонил, когда услышал про её нового мужчину, пытался язвить: мол, «нашла застройщика побогаче?» Маша лишь вежливо напоминала:
— Наш дом был построен задолго до него. И задолго до того, как ты ушёл.
Однажды случайно пересеклись в торговом центре. Егор шёл, неся окороченные пакеты из супермаркета, рядом — его новая девушка. Он пожал руку, посмотрел на Артёма и только выдавил:
— Ну… неплохо устроилась.
— Лучше, чем в «конуре»? — с лёгкой иронией спросила Маша.
Он поморщился, но ничего не ответил.
Вечером, сидя на подоконнике с кружкой чая, Маша смотрела на огни города. За стеклом шумели машины, в соседних окнах мелькали силуэты. Её двадцать метров казались ей целым миром.
Она вспомнила, как когда-то Егор говорил: «У Санька — трёшка с лоджией, тёща купила». Потом до неё дошло, что Санёк сейчас как раз разводится, и квартира оформлена на тёщу — он оттуда выезжает с чемоданом.
Маша вздохнула:
— Ну и кто у кого конуру отнял?
Она не радовалась чужому несчастью. Просто принимала факт: не метры делают человека счастливым, а то, с кем он эти метры делит.
Телефон пикнул. Сообщение от папы:
«Доча, как наш корабль? Не тесно?»
Маша сфотографировала Артёма, который строил на полу город из кубиков, и отправила:
«Наш корабль — лучший. Спасибо за него.
P.S. В нашей “конуре” всем хватает места. Для любви — точно.»
Она поставила кружку на подоконник, вдохнула знакомый запах краски, кофе и детского шампуня и подумала, что когда-нибудь расскажет сыну:
— Здесь когда-то один человек сказал, что это конура. А мы с тобой сделали из неё дом.