Этап I. Встреча на «нейтральной территории»
Виктория Львовна, державшая в руках бокал с игристым, замерла, как будто кто-то нажал на паузу.
Шла доля секунды, но я успела увидеть всё: как по её взгляду пробежала быстрая оценка — костюм, прическа, осанка мамы, галстук и часы папы. Как в её глазах мелькнуло неверие: «Это точно те самые “колхозные родители”?»
Папа первым заметил нас с Артёмом. Лицо его осветилось улыбкой.
— Зять, ну здравствуй! — он крепко пожал руку Артёму, потом обнял меня. — Дочь, красавица.
Мама подошла к свекрам сама, без пауз и заминок, как человек, привыкший вести переговоры, хоть она всю жизнь считала себя просто «деревенской женщиной».
— Вы, должно быть, Виктория Львовна и Леонид Семёнович, — мягко сказала мама. — Очень рада наконец познакомиться лично. Мы с мужем много слышали о вас.
Она протянула руку первой. Виктория Львовна автоматически подалась вперёд и пожала её — чуть дольше, чем принято. Видно, пыталась сообразить, где именно здесь «сельская простота», которой она заранее пугалась.
— Взаимно, — выдавила она. — Мы… тоже много о вас слышали.
— Надеюсь, не только плохое, — улыбнулся папа и чуть кивнул.
Леонид Семёнович, обычно любящий покровительственные интонации, вдруг тоже стал подчеркнуто вежливым:
— Рад знакомству.
И тут произошло то, чего уж точно никто не ожидал.
Этап II. Когда ресторан раскрывает карты
От входа в зал почти бегом подошёл администратор «Империала» — молодой мужчина в идеальном костюме.
— Иван Петрович! Нина Сергеевна! — он сиял. — Какая честь видеть вас у нас!
Я почувствовала, как позади меня буквально щёлкнуло — это у Виктории Львовны упало первое внутреннее убеждение.
— Добрый день, Андрей, — спокойно поздоровался папа. — Здравствуйте. Не ожидали такой встречи.
— Мы как раз обсуждали ваш последний урожай, — продолжал администратор. — Наш шеф сказал, что таких овощей и мяса, как у вас, по всей области не найти. Благодаря вашей ферме мы, между прочим, премию взяли — как лучший банкетный зал региона.
Он повернулся к свекрам:
— Вы, наверное, знаете, это же те самые «Зелёные холмы», наши главные поставщики фермерской продукции. Мы гордимся, что работаем именно с ними.
Мама смущённо поправила ожерелье:
— Да ладно тебе, Андрей. Просто стараемся хорошо делать то, что умеем.
— Вы ещё и скромные, — рассмеялся администратор. — Если бы не ваша говядина, половину наших «фирменных» блюд пришлось бы убрать из меню.
Я почувствовала, как рядом поджался Артём. Он бросил быстрый взгляд на мать.
Лицо Виктории Львовны вытянулось. Глаза метнулись от администратора к моим родителям, потом к юбилейному плакату с надписью: «С днём рождения, Лёва!»
До неё дошло. Именно эти “колхозники” — люди, на ферме которых стоит весь её любимый «Империал».
Этап III. Первый смешок за спиной
Торжество набирало обороты. Ребёнок носился между столами, официанты разносили закуски, ведущий готовился к конкурсам. Всё шло идеально.
Почти.
Вернувшись к своему столу, я невольно задержалась рядом с группой, где сидели свекры и пара их друзей — «очень интеллигентные люди», как любила повторять Виктория Львовна.
Я услышала обрывок фразы.
— …ну да, фермеры сейчас не такие, как раньше, — с усмешкой сказала какая-то тётенька в дорогих бусах. — Но всё равно, деревня есть деревня.
— Главное, чтобы не начали рассказывать, сколько коров у них окотилось, — хихикнула другая.
— Или, прости господи, не вынули сало домашнее из сумки, — добавил Леонид Семёнович, явно пытаясь вернуть себе привычный статус.
Хохот.
И тишина, когда они увидели, что я стою рядом.
— О, дочь, — натянуто улыбнулась свекровь. — Мы тут просто… обсуждаем, как здорово, что сельское хозяйство поднимается.
Я промолчала. Просто посмотрела. Не зло, но очень прямо.
— Как скажешь, — спокойно ответила я. — Если захотите, можете подойти и лично спросить у них, сколько у них коров. Интересные цифры, особенно в сравнении с вашими депозитами.
Кто-то нервно хмыкнул. Артём резко сел ровнее.
— Ты что, намекаешь… — начал свёкор.
— Я ни на что не намекаю, — мягко перебила я. — Просто напоминаю: это мои родители. И, между прочим, люди, благодаря которым этот банкетный зал может позволить себе такие цены за порцию.
Я улыбнулась и ушла — встречать аниматоров.
За спиной я слышала, как едва слышно цокнула языком Виктория Львовна:
— Раньше хоть поскромнее была… Колхоз так и прёт.
И вот тут внутри меня щёлкнуло уже окончательно.
Этап IV. Тост, который расставил акценты
Когда очередь дошла до тостов от бабушек и дедушек, первой, как и полагалось, выступила Виктория Львовна.
Она встала, изящно держа бокал, чеканя каждое слово:
— Дорогой наш Лёвушка, — начала она, — мы с дедушкой желаем тебе расти умным, образованным мальчиком, чтобы ты знал хорошую музыку, язык, умел держаться в обществе и, конечно, никогда не забывал, из какой приличной семьи ты происходишь.
Слово «приличной» прозвучало с лёгким нажимом. Она смотрела на нас, но уголком глаза — на моих родителей.
Я почувствовала, как у меня сжались кулаки.
Папа сидел напротив, совершенно спокойный. Мама внимательно слушала, лицо её оставалось мягким.
Когда Виктория Львовна села, Леонид Семёнович что-то ей шепнул, оба довольно улыбнулись.
— Теперь слово другим бабушке и дедушке, — объявил ведущий. — Вас, Иван Петрович, Нина Сергеевна.
Папа встал неторопливо. Движения его были неспешны, но уверены — так он ходил по полю, когда проверял всходы.
Он поднял бокал, посмотрел на Лёву:
— Внук, — начал он просто. — Лёва. Сегодня тебе пять. Кажется, что это мало. Но ты уже многое умеешь. Умеешь радоваться, просить прощения, защищать тех, кто слабее. Это — куда важнее, чем знать, каким ножом какую рыбу резать.
Зал тихо улыбнулся. Кто-то хмыкнул.
— Я всю жизнь работаю на земле, — продолжил папа. — Кто-то считает, что это «колхоз». Пусть. Знаешь, что я тебе скажу, Лёва? Настоящая честь человека — не в том, в каком он костюме и на какой машине, а в том, как он трудится и как относится к людям.
Он перевёл взгляд на Викторию Львовну и Леонида Семёновича — спокойно, без вызова, но очень прямо.
— Ты родился в семье, где у тебя есть и городские корни, и сельские. Научись брать лучшее из обоих миров. Пусть у тебя будет вкус к хорошим книгам и хорошей еде, к искусству и честному труду. И самое главное — никогда не смейся над теми, кто работает руками. За твой сегодняшний праздник тоже, между прочим, работать руками пришлось многим.
Администратор зала закивал так энергично, что я чуть не рассмеялась.
— Мы с бабушкой Ниной желаем тебе одного: вырасти человеком, которому не стыдно посмотреть в глаза ни соседу, ни самому себе в зеркало. Остальное приложится.
Он поднял бокал:
— За Лёву.
Аплодисменты были искренними. Не натянуто-вежливыми, как после выверенного тоста Виктории Львовны, а настоящими.
Я видела, как один из сослуживцев Артёма шепнул жене:
— Вот это дед.
И как у моей свекрови на щеках выступили красные пятна.
Этап V. Конверт, который оказался тяжелее всех подарков
После официальной части мы ушли в детскую комнату — помогать Лёве с подарками. Машинки, конструкторы, наборы для творчества — ребёнок сиял.
— А вот это от нас, — папа протянул ему деревянную лошадку. — Я её сам делал.
Лёва так обнял игрушку, будто она была живой.
— Она может жить хоть на полке, хоть в кровати, — улыбнулась мама. — Это, Лёвушка, чтобы ты помнил: можно делать красивые вещи своими руками.
Потом мама протянула мне конверт.
— Это вам с Артёмом. На Лёвину будущую квартиру. Здесь первый взнос, — тихо сказала она, так, чтобы Лёва не слышал.
Я раскрыла — внутри была солидная сумма, судя по цифрам на бумаге.
— Мам, пап, вы что… — я едва не выронила конверт. — Откуда…
— Работаем, дочь, — просто сказал папа. — Не только коров считаем. У нас хозяйство давно уже не то маленькое поле, что ты помнишь.
— Но…
— Мы знаем, сколько стоит жильё в вашем городе, — продолжила мама. — Знаем, что вы с Артёмом тянете ипотеку. Вот пусть у Лёвы будет запас. Не всем же городской родне хвастаться «положением в обществе».
Я посмотрела на них — и в горле встал ком.
— Дочка, только одно условие, — прищурился папа. — Никогда не смейся над тем, что ты «из деревни». Ты — из семьи людей, которые ничего не боятся и никому не завидуют.
Я кивнула. И в этот момент решила, что если сегодня произойдёт хоть одна попытка обозвать их «колхозниками» — я промолчу только один раз.
Этап VI. Смех, который обернулся стыдом
Смех всё-таки произошёл.
Уже ближе к концу вечера, когда шампанского было выпито достаточно, одна из подруг Виктории Львовны — крупная дама с громким голосом — немного перебрала.
— Ну вы даёте, Викось, — говорила она так, что слышал весь стол. — Я б своих родителей из деревни никогда в такой ресторан не повела. Они ж там вилку с ножом путают!
— Не преувеличивай, — попыталась сбить градус свекровь, бросив быстрый взгляд на меня.
Но подруга не унималась:
— Да ладно тебе. Я ж вижу: интеллигентные вы у нас, а они… фермеры, что с них взять. Главное, чтобы не начали городским рассказывать, как картошку окучивать.
Стол хихикнул. Даже Леонид Семёнович криво усмехнулся.
Я встала. Тихо, без звона стульев.
— А я, наверное, скажу, — произнесла я так, чтобы меня слышали не только за нашим столом.
Музыка играла не очень громко, поэтому многие повернулись.
— Мои родители действительно фермеры, — продолжила я. — Те самые, благодаря которым в этом ресторане есть настоящая говядина и овощи, а не только то, что «красиво выглядит в меню».
Я услышала, как от соседнего столика кто-то одобрительно хмыкнул.
— И да, — я посмотрела на подругу свекрови. — Они знают, как окучивать картошку. И, представьте себе, умеют пользоваться не только вилкой с ножом, но и банковскими приложениями, налоговыми отчётами и договорами на поставку продукции в лучшие рестораны города.
— Мы просто… шутили, — пробормотала та, осоловевшим взглядом глядя на меня.
— Шутка — это когда смешно всем, — спокойно сказала я. — Когда смеются только над кем-то одним, это уже не шутка, а унижение.
Я переводила взгляд с одного лица на другое. На Артёма, который сидел побледневший. На свёкра, который сделал вид, что рассматривает скатерть. На Викторию Львовну, чьи губы сжались в тонкую линию.
— Я очень уважаю родителей мужа, — продолжила я уже мягче. — Но я не позволю никому, даже им, смеяться над моими. И над тем, откуда я родом.
В зале повисла неловкая тишина. Кто-то кашлянул, официант чуть не уронил поднос.
Первой нарушила молчание… мама.
Она подошла, тронула меня за локоть:
— Доченька, всё. Хватит.
Повернулась к компании:
— Не стоит портить ребёнку праздник из-за наших взрослых комплексов. Мы, знаете ли, тоже иногда боимся «не вписаться», — она улыбнулась. — Но это наш внук. И ваш тоже. Ради него можно хотя бы один вечер говорить друг с другом, а не друг о друге.
Виктория Львовна подняла на неё взгляд. В нём было всё: и осознание, и уязвлённая гордость, и ещё что-то… похоже на уважение.
— Возможно, вы правы, Нина Сергеевна, — тихо сказала она.
Этап VII. Маленькое примирение в детской комнате
Когда праздник закончился, гости начали расходиться. Я устала так, словно сама отработала две смены подряд.
Папа с мамой собирали свои вещи, унося коробки от подарков и оставшиеся сладости — «чтобы внучку соседскую угостить».
Виктория Львовна подошла к нам в коридоре банкетного зала.
— Нина Сергеевна, — немного официально начала она. — Я хотела… сказать.
Мама обернулась.
— Да?
— Мы, кажется, действительно были не совсем… корректны, — подбирала слова свекровь. — Я… бывает, бываю резкой.
— Бываете, — сухо согласилась мама, но губы её дрогнули.
— Но вы… — Виктория Львовна на секунду потеряла нить, потом выдохнула: — Вы очень достойная женщина.
Это от неё было почти признание в любви.
— Спасибо, — мама кивнула. — И вы хорошая бабушка. Только иногда слишком волнуетесь о том, что подумают чужие люди.
Они посмотрели друг на друга — две женщины, такие разные и такие похожие в главном: в любви к одному маленькому человеку, уснувшему в этот момент в машине на заднем сиденье.
— Ради Лёвы, думаю, стоит хотя бы попытаться… — мама поискала слово. — Не воевать.
— Согласна, — вздохнула Виктория Львовна. — Но жить мы всё равно по отдельности будем.
— И слава Богу, — вмешался неожиданно папа. — Я землю люблю, вы — свои театры. Каждый на своём месте — и всем проще.
Они все засмеялись — уже без яда, без колкостей.
Эпилог
Свекры смеялись над моими «колхозными» родителями на дне рождения сына. Смеялись привычно, по-старинке, не замечая, как сами становятся смешными.
То, что произошло, когда мои мама с папой зашли в зал, не было зрелищным «реваншем» и красивой сказкой о том, как «деревенские оказались богаче и важнее городских».
Хотя что-то от этого сценария там тоже было: администратор, узнавший в них ключевых партнёров, тост, который сорвал искренние аплодисменты, конверт с деньгами на внукову квартиру.
Но главное произошло не в тот момент, когда свекровь поняла, кто перед ней. И даже не тогда, когда я впервые вслух сказала: «Не смейте смеяться над моими родителями».
Главное случилось чуть позже, в коридоре «Империала», когда две бабушки — городская и «колхозная» — стояли напротив друг друга и впервые говорили не о сервировке и приличиях, а о том, ради кого они вообще все здесь собрались.
С того дня мой сын растёт, зная:
у него есть бабушка, которая водит его в театр и объясняет, что такое филармония,
и бабушка, которая показывает, как растёт картошка и чем пахнет свежескошенное сено.
А я больше не стесняюсь слова «деревня».
Потому что однажды в дорогом банкетном зале под хрустальными люстрами именно деревня в лице моих родителей оказалась тем самым фундаментом — и по продуктам, и по людскому достоинству, — на котором держался весь этот красивый праздник.
И если кто-то рядом снова усмехнётся про «колхоз» — я уже знаю, что скажу.
Спокойно, без истерик и обид:
— Это не «колхоз». Это мои корни. И мне за них не стыдно.