Этап I. Разговор без одежды, но с правдой
— Ты… ты всё это специально? Специально?.. — Глеб смотрел так, будто впервые видел её.
Анна вздохнула и, не вставая с пола, поджала под себя ноги. Пижамные шорты предательски задрались, но ей было уже всё равно — за последнюю неделю она к собственной «раздетости» притерпелась.
— Да, — спокойно сказала она. — Специально.
Глеб моргнул.
— То есть… ты специально доводила маму?
— Я не доводила твою маму, — Анна чуть наклонилась к нему. — Я доводила до неё, до вас обоих, простую мысль: это наш дом. Здесь мы решаем, кто в чём ходит, когда закрывает дверь в спальню и кто имеет право копаться в нашем шкафу.
Он молчал. Похоже, каждое слово отскакивало от привычной «маминой» брони, но где-то внутри всё-таки цеплялось.
— Понимаешь, — продолжила Анна, — я говорила нормально. Я просила. Я объясняла. Я плакала. Ты говорил: «потерпи». Я устала быть приличной жертвой. Решила стать неприличной хозяйкой.
Глеб криво усмехнулся — больше от нервов, чем от шутки.
— То есть это всё… стратегия?
— Да. Очень сомнительная, местами радикальная, но другая не сработала бы.
— А сказать мне… нельзя было?
— Сказать что, Глеб? — Анна внимательно на него посмотрела. — «Давай выгоним твою маму»? Ты бы согласился?
Он замялся. В памяти промелькнули десятки разговоров: «Ну куда же они пойдут», «Мама не выдержит съёмную», «Папе тяжело, сердце»…
— Я… не знаю.
— Я знаю, — мягко сказала Анна. — Ты бы нашёл ещё сто причин, почему потом. А я не хотела «потом». Я хотела жить сейчас. С тобой. А не с твоей мамой на прикроватной тумбочке.
Он опустил голову ей на плечо.
— Я всё равно чувствую себя козлом, — глухо пробормотал он.
— Ты не козёл, — Анна поцеловала его в макушку. — Ты просто вырос между мамой и удобством. Тебе всю жизнь говорили, что хороший сын — это тот, кто никогда ей не возражает. И тут появилась я — наглая, в трусах. И сказала, что хороший муж — это тот, кто иногда говорит маме «нет».
Глеб вздрогнул, но не отстранился.
— И что теперь? — спросил он. — Мама меня возненавидит.
— Побыкует, пообзывается, — вздохнула Анна. — Потом привыкнет. Ты к ним поедешь. Без меня. Вы поругаетесь, помиритесь, будете жить. У вас свои отношения. У нас — свои. Главное, чтобы они не жили в нашей спальне.
Он поднял голову:
— Ты правда не собираешься запрещать мне с ней общаться?
— Господи, — Анна фыркнула, — да мне лишь бы ты с ней не жил. А общаться — пожалуйста. Хоть каждый день. Только не включай громкую связь, когда она обсуждает мой моральный облик.
Глеб впервые за несколько дней улыбнулся по-настоящему.
— Ты сумасшедшая, — сказал он.
— Немного, — согласилась Анна. — Но конкретная.
Этап II. Первые дни свободы — и звонки с неизвестного
Первые пару дней после отъезда свёкров Анна ходила по квартире так, будто оказалась в чужом музее.
Тишина. Никаких комментариев на тему «опять посуду не помыла», «надо готовить суп, мужу вредно есть бутерброды» и «вы поздно ложитесь». Телевизор не орал на всю громкость ток-шоу, не пахло валидолом и котлетами одновременно.
— Странно, да? — спросила Анна вечером, развалившись на диване. — Слышишь?
— Ничего? — прислушался Глеб.
— Вот именно. Ничего. Это звук счастья.
Он усмехнулся, но внутри у него было неспокойно. Телефон то и дело мигал: «Мама».
— Возьми, — сказала Анна, увидев его взгляд. — Я же не дракон.
Он вышел в кухню, долго говорил вполголоса. Возвращался мрачный:
— Она говорит, что ты меня против неё настроила. Что я её выкинул, «как ненужную вещь».
— А ты?
— Сказал, что вы сами съехали. Что мы разные семьи.
— Угу, — Анна потянулась. — Она поверила?
— Нет. Сказала, что ты «разрушила семью»… потом расплакалась.
Анна на секунду ощутила укол совести. У той, за порогом, тоже была своя правда: она теряла привычный контроль над «мальчиком».
— Глеб, — тихо сказала Анна. — Хочешь, я от неё извинюсь? За бельё, за спектакль?
Он задумался.
— Пока не надо, — решительно сказал он. — Пусть сначала привыкнет к мысли, что я — не её шкаф.
Анна хмыкнула:
— Шкаф?
— Который можно двигать, переставлять, открывать в любой момент.
— О, это прогресс, — она улыбнулась. — Ты хотя бы признал, что у шкафа есть дверцы.
Этап III. Психолог как третья сторона
Через пару недель эмоции чуть улеглись, но напряжение никуда не делось. Глеб всё чаще злился по мелочам, замыкался, иногда вообще уходил к друзьям «на пиво», лишь бы не слышать телефона.
— Слушай, — как-то вечером сказала Анна, — хочешь пойдём к психологу?
— В смысле? — он насторожился. — Я что, псих?
— Нет, — вздохнула она. — Мы просто оба не умеем жить без твоей мамы в одном шкафу. Нам надо научиться.
Он сопротивлялся, отшучивался, но когда в очередной раз сорвался на Анну из-за неубранной кружки, а потом так же стремительно каялся, согласился.
— Только если ты тоже пойдёшь, — буркнул он.
— А я для кого предлагаю? — она пожала плечами.
Психолога нашли по рекомендации подруги — спокойную женщину лет сорока пяти с мягким голосом и железной логикой.
— У вас классическая история, — сказала она, выслушав обе стороны. — Мама Глеба не отделает сына как взрослого мужчину. Анна пытается отделить мужа от мамы. Но делает это через войну, а не через договор.
— Так она не договаривается, — фыркнула Анна. — Она только приказывает.
— Потому что привыкла, что Глеб всегда соглашается, — кивнула психолог. — Глеб, вы всю жизнь выбирали спокойствие любой ценой. Сейчас цена выросла. Вы готовы платить?
Он сидел, уставившись в ковёр.
— Не знаю.
— Вот поэтому вы здесь, — спокойным тоном сказала она. — Чтобы научиться выбирать не только против конфликта, но и за себя. И за брак, между прочим.
Сеансы растянулись на пару месяцев. Психолог помогла Глебу увидеть, как каждая его фраза «потом поговорим с мамой» на самом деле означала «пусть Анна потерпит ещё».
Анна тоже получила свои «плюшки» — ей мягко указали, что ходить в кружевном белье перед свёкром — это, конечно, эффективно, но совсем не экологично.
— Вы выбрали радикальный способ, — сказала психолог. — Он сработал, но в будущем лучше отстаивать границы словами, а не эпатажем.
Анна согласилась. Про себя она подумала: «Если б слова помогали, я бы сюда не пришла», но спорить не стала. Главное — результат.
Этап IV. Визит без звонка — и новый Глеб
Лидия Аркадьевна держала оборону почти полгода. Звонила сыну, жаловалась на давление, на дальность Бутово, на «противную невестку». Но к ним не приезжала.
Пока однажды в субботу в дверь не позвонили настойчиво и долго.
Анна выглянула в глазок — и едва не закатила глаза: на площадке стояли свёкры с пакетами.
— Открывай, — Глеб подошёл к двери, застёгивая рубашку.
— Ты уверен? — шепнула Анна.
Он глубоко вдохнул:
— Да.
Дверь распахнулась.
— Сынок! — Лидия Аркадьевна бросилась ему на шею, чуть не уронив пакет с пирогом. — Мы по дороге были, решили заглянуть!
— Мам, — Глеб аккуратно снял её руки со своей шеи. — Мы договаривались, что без звонка не заходите.
Она отшатнулась, как от пощёчины.
— То есть я теперь должна на пороге стоять, как чужая, и ждать разрешения?!
— Да, — спокойно сказал он. — Как все родственники.
Аркадий Петрович вздохнул, переступая с ноги на ногу.
— Мы к вам с добром, — пробормотал он.
— И я рад, пап, — кивнул Глеб. — Но в следующий раз — предварительно звони. Если мы свободны и не голые, будем рады.
Анна с трудом удержалась от улыбки.
— Глеб! — голос Лидии дрогнул. — Она тебе мозги промыла! Ты со мной так никогда не разговаривал!
— В том-то и проблема, мам, — устало сказал Глеб. — Нужно было раньше.
Повисла тишина. На лестничной площадке послышалось, как соседка тихо закрыла свою дверь — очевидно, слушала.
— Проходите, — вмешалась Анна, видя, что пауза затягивается. — Чай поставлю.
Лидия смерила её взглядом, но вошла.
И вот теперь всё было по-другому: Лидия села на кухне, но не полезла открывать шкафы. Анна достала пирог, разложила по блюдцам. Глеб налил чай.
Разговор был осторожным, как по минному полю.
— Как вы там в своём Бутово? — спросила Анна.
— До метро далеко, — вздохнула свекровь. — Но тихо.
— Пап, как сердце?
— Таблетки пью, гуляю, — пожал плечами тот. — Твоя мама записалась в поликлинику, ругается с терапевтом. Всё как всегда.
Глеб улыбнулся, и на секунду все четверо почувствовали что-то вроде нормальности.
Уходя, Лидия Аркадьевна задержалась в коридоре.
— Глеб, — тихо сказала она, — я не знаю, что ты там с психологами своими понял… Но я всё равно твоя мать.
— Я знаю, — кивнул он. — И люблю тебя.
— А что насчёт… неё? — свекровь кивнула в сторону кухни, где Анна мыла кружки.
Глеб на секунду закрыл глаза.
— А она — моя жена. И это не вместо тебя. Это другое.
Лидия тихо вздохнула, но спорить не стала.
— Ладно, — буркнула она. — В следующий раз позвоню.
Это был не триумф. Не капитуляция врага. Но это был небольшой мирный договор.
Этап V. Жизнь после войны — свои правила и свои дети
В следующие месяцы новая схема постепенно устаканилась.
Свёкры приезжали раз в две–три недели — по звонку. Иногда Глеб сам заезжал к ним один, иногда они приходили вдвоём. Лидия Аркадьевна всё ещё могла выдать:
— Что это за борщ без зажарки? Мужик должен есть нормально!
Но теперь Глеб, а иногда и Анна, спокойно отвечали:
— У нас так. Ты можешь сварить свой и привезти, мы будем рады.
Анна больше не ходила по квартире в белье — в этом просто отпала необходимость. Иногда она даже ловила себя на мысли, что… скучает по этой дерзкой версии себя, которая не боялась краснеть.
— Знаешь, — как-то сказала она на очередной сессии у психолога, — я никогда в жизни не чувствовала себя такой смелой, как тогда.
— Вы не обязаны всё время жить на войне, чтобы быть смелой, — улыбнулась психолог. — Смелость — это теперь в том, чтобы говорить: «Мам, нет, мы заняты», не раздеваясь до белья.
Через год Анна узнала, что беременна.
— Как ты детям будешь объяснять, почему ходила в трусах при бабушке? — хмыкнул Глеб, когда первые токсикозные приступы чуть отпустили.
— Скажу, что мама папу так от бабушки спасала, — фыркнула Анна. — Научный эксперимент по отделению сына от материнской планеты.
Они оба смеялись, но потом серьёзно поговорили о том, как не повторить эту историю.
— Если что, — сказал Глеб, — никого жить к нам мы не берём. Ни твоих, ни моих.
— Да, — кивнула Анна. — Только если мы сами решим. Без внезапных чемоданов в спальне.
Они записали это правило на листке и прикрепили к холодильнику. Шутки ради. Но оба знали: за ним — очень серьёзный опыт.
Эпилог
История о невестке, которая ходила по квартире в белье, легко могла превратиться в семейную страшилку: «Вот до чего доводит отсутствие морали». Лидия Аркадьевна именно так её и пересказывала подругам первое время.
Но со временем даже она, против своей воли, была вынуждена признать: тот самый «аморальный спектакль» стал точкой, после которой её сын наконец-то вырос.
Он перестал под полушёпотом оправдываться, что «Анечка устала». Перестал врать, что «мы сами позвали вас пожить». Перестал быть шкафом, который двигают, куда удобно.
Анна же перестала быть девочкой, которая «терпит ради мира в семье». Да, её метод был резким. Да, психолог вздыхал и говорил, что «так не надо». Но именно он помог ей вырваться из роли вечно виноватой невестки и занять своё место хозяйки в собственном доме.
Через три года после маленькой «революции в трусах» в их двушке бегал по коридору карапуз с криком:
— Ба-а-а! Пришла!
И бросался к Лидии Аркадьевне, когда та входила (по звонку, да).
Свекровь снимала пальто, строго смотрела на Анну, будто вспоминая прежние баталии, и всегда говорила одно и то же:
— Надеюсь, при внуке ты дома не голая ходишь?
Анна улыбалась:
— При внуке — нет. При муже — иногда. Но вы же теперь звоните заранее, Лидия Аркадьевна.
Глеб в таких моментах только качал головой и мысленно благодарил вселенную и того самого психолога, который научил его простой фразе:
«Мама — это мама. Жена — это жена. А мой дом — это не чья-то территория, а наша общая».
И если когда-нибудь их дочка спросит, почему у папы с бабушкой такие странные отношения, Анна, возможно, честно расскажет:
— Когда-то мама очень боялась сказать «нет» взрослой женщине. Но однажды — да, в трусах и майке — она всё-таки сказала. И с того дня у нас появился не только нормальный кофе по утрам, но и свой дом.
Дом, где есть двери, в которые стучат. И люди, которые не боятся быть собой — даже без лишней одежды.