За стеклянной дверью ресторана, укутанной в морозные узоры, клубился легкий парок. Две фигуры в белых передниках, выскользнувшие на минутку подышать холодным воздухом, казались ожившими картинками из чужой жизни. Их смех, резкий и звонкий, разбивал тишину заснеженного переулка.
— Смотри-ка, опять свою ношу тащит! Видишь, как ей нелегко? — бросила одна, поднеся к губам тонкую сигарету.
Ее подруга, щурясь на солнце, фыркнула:
— Мария Валерьевна, эй! Только не надорвись, эти крошки тяжелее, чем целый пирог!
Пожилая женщина, шагавшая по тротуару, остановилась, обернулась. На ее лице, изрезанном морщинами, как старыми дорогами, тлела слабая, усталая улыбка. Она молча переложила тяжелую сумку из одной руки в другую, поправила шарф и зашагала быстрее, к яркому знаку автобусной остановки.
— Интересно, зачем ей столько? — задумчиво произнесла первая, следя за удаляющейся фигурой. — Каждый день, как по расписанию.
— А кому какое дело? Она ведь всего пару недель с нами. А нашему Александру Сергеевичу…
— Ты же знаешь, мне абсолютно безразличны личные обстоятельства других людей! — отмахнулась вторая, с выражением легкого презрения на холеном лице.
— Ой, конечно, будто он мне сам нужен! Возрастной, седой…
— Ну, седой, потому что жизнь у него была непростая. Но насчет «возрастной» ты зря. Александр Сергеевич человек с характером, с внутренним стержнем. Это чувствуется.
Анна пристально взглянула на подругу:
— Да что ты? Неужели и ты попала под обаяние нашего грозного администратора?
— Да нет, что ты! Просто констатирую факт. Нет, Аня, мы для них невидимки. И Александру, и самому Аркадию Петровичу нужны личности, а мы… мы просто часть интерьера.
Анна тихо вздохнула, признавая, пусть и неохотно, что в словах подруги есть доля правды. Александр Сергеевич, которого за глаза все звали «Сан Санычем», был давним другом владельца заведения. Если Аркадию Петровичу было около сорока, то Сан Санычу — чуть меньше, разницы в три-четыре года. По слухам, они познакомились много лет назад, во время одной сложной командировки, и с тех пор их связывала крепкая мужская дружба. Говорили даже, что они в буквальном смысле вытащили друг друга из-под обстрела, и эта связь была прочнее стали.
Сан Саныч как раз вышел из-за угла, и Анна, подхваченная порывом смелости, направилась к нему.
— Александр Сергеевич, скажите, это нормальная практика, когда наша новая сотрудница из моечной уносит домой полные пакеты с объедками?
Мужчина внимательно посмотрел на нее. Его взгляд был спокоен, но в глубине глаз таилась стальная твердость.
— Вам было бы спокойнее, если бы эти излишки отправлялись прямиком в мусорный контейнер?
Анна почувствовала, как кровь приливает к щекам, но сдаваться не собиралась.
— Я думаю о репутации заведения! Если человек живет в таких стесненных обстоятельствах, что вынужден питаться тем, что осталось от чужих тарелок, и, вероятно, кормит еще кого-то, какие там могут быть санитарные условия? Это же прямое нарушение!
— Давайте рассуждать здраво, — голос Сан Саныча оставался ровным. — У Марии Валерьевны есть все необходимые медицинские книжки — это во-первых. Она всегда выглядит опрятно и чисто — это во-вторых. Вы не знаете, кому именно она несет эту еду — это в-третьих. И наконец, четвертое: если бы вы, Анна, выполняли свои обязанности хотя бы наполовину так же добросовестно, как это делает Мария Валерьевна, вам бы не было цены! Займитесь-ка лучше своими прямыми задачами. А сплетни — не самое лучшее украшение для умной девушки.
Анна, пылая от стыда и злости, ринулась в подсобное помещение, где ее уже ждала подруга.
— Ну что, влетело? Зачем лезешь со своими советами туда, где тебя не спрашивают?
Анна зло фыркнула.
— Этот солдафон! Вступился за какую-то старушку, которая питается отбросами! Посмотрим, сколько она у нас проработает!
— Да что она тебе сделала-то? — тихо вздохнула Ирина. — Берет же она не втихаря, спросила разрешения! Почему ты так набросилась на нее?
— Просто… — голос Анны дрогнул, и она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. — Почему он всегда так со мной разговаривает? Словно я пустое место.
Ирина снова тяжело вздохнула:
— Пошли уже. Мы закрылись полчаса назад, а ты все никак не закончишь свои сборы.
На следующее утро, когда девушки пришли на смену, Мария Валерьевна уже была на месте. Пока поток грязной посуды был невелик, она тщательно натирала до блеска хромированные поверхности, вытирала пыль с подоконников, приводила в порядок каждую мелочь. Анна, проходя мимо, громко и презрительно фыркнула:
— Наверстывает упущенное, отрабатывает свою благотворительность.
Пожилая женщина вздрогнула, обернулась. Ее глаза встретились с глазами Анны, и на ее лице появилась та же спокойная, немного печальная улыбка. Она смотрела на девушку так, словно видела перед собой не злую и агрессивную особу, а заблудшего, капризного ребенка, на которого сердиться бессмысленно. Это всепронимающее спокойствие вывело Анну из себя окончательно. Она сделала шаг вперед.
— Не стоит улыбаться мне так слащаво! Все равно я вас выживу отсюда. Если не уйдете по-хорошему, пойду к самому Аркадию Петровичу. Раз уж администратор не желает ничего замечать, пусть разбирается начальство.
Мария Валерьевна с искренним недоумением посмотрела на нее.
— Анечка, что я тебе такого сделала? За что такая неприязнь?
Анна от возмущения буквально потеряла дар речи. Она с силой хлопнула дверью, так что задрожали стекла, и выбежала из помещения. Мария Валерьевна еще какое-то время смотрела ей вслед, а потом перевела взгляд на Ирину.
— Что с ней происходит? Неужели я действительно чем-то ее задела?
— Понятия не имею, — пожала плечами Ирина. — Думаешь, она и вправду пойдет жаловаться Аркадию Петровичу?
Ирина кое-что знала о новой посудомойке от Александра Сергеевича. Та ощутимая тяжесть, с которой женщина тащила свои пакеты, явно не была связана с голодом — она одевалась скромно, но чисто и достойно. Однако в ее жизни явно существовала какая-то пустота, дыра, которую она пыталась заполнить. Ирина понимала, что должна быть на стороне подруги, ведь та явно переживала свою личную драму. Анна злилась не на старушку, а на саму себя — на ту маленькую девочку, которой она была когда-то, девочку, для которой такие объедки стали бы настоящим сокровищем.
Детство Анны прошло в семье, где царили бедность и забвение. Были дни, когда есть было совершенно нечего, и ей приходилось либо воровать еду из ларьков, либо терпеть муки голода. Ежедневным фоном ее жизни был стыд — стыд за отца, который частенько не доходил до дома, и за мать, которая в его отсутствие приводила в дом чужих, грубых мужчин.
Иногда она сомневалась, был ли тот человек, что числился ее отцом, им на самом деле. Однажды холодной зимой он так и не дошел до порога, замерзнув в сугробе в сотне метров от родного дома. Мать недолго горевала и вскоре привела нового сожителя, с которым и умерла, отравившись некачественным алкоголем.
Единственная родственница, сестра матери, не горела желанием брать на себя обузу, но приютила девочку:
— У меня своих двое, а ты мне чужая кровь. Доживешь до восемнадцати — и дальше сама по себе.
Анна не держала на тетю зла. За четыре года жизни в чистом, уютном доме, где всегда пахло едой и свежевымытыми полами, она поняла, что мир может быть другим. Теперь, уже пять лет как самостоятельная, она поддерживала с тетей вежливые, формальные отношения, посылая открытки на праздники и изредка навещая. Все, что было до четырнадцати лет, казалось ей страшным, кошмарным сном, который хотелось поскорее забыть. Никто из ее нынешнего окружения не догадывался, через что ей пришлось пройти.
Вечером Александр Сергеевич собрал коллектив и сообщил, что через два дня из-за границы возвращается Аркадий Петрович. Тот ездил перенимать европейский опыт в ресторанном деле.
— Надеюсь, в мое отсутствие дисциплина не пострадала. Везде идеальная чистота? На кухне порядок? Все продукты разложены по местам? Книга отзывов пуста?
Анна ехидно ухмыльнулась:
— Интересно, как отреагирует Аркадий Петрович, когда узнает, что из его фешенебельного заведения выносят еду. Да еще какая-то непонятная старуха.
Ирина тут же одернула ее:
— Да перестань ты, наконец! Это же просто отходы, они никому не нужны.
У Анны была мечта, простая и четкая, как алмаз: выйти замуж так, чтобы никогда, ни на секунду больше не задумываться о стоимости хлеба или аренды жилья. Ей не нужны были миллионы, ей нужно было спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. И самый верный путь к этому — удачный брак.
Когда она только устроилась в ресторан, ее внимание сразу привлек Александр Сергеевич. Он казался ей тем самым человеком, который способен дать ей желанную стабильность. Но, несмотря на все ее попытки привлечь его внимание, он оставался холоден и недоступен. Тогда в ее голове созрел новый план: почему бы не обратить свои взоры на самого владельца? Аркадий Петрович был ненамного старше, а она молода и, как она считала, привлекательна. И вот теперь представился идеальный повод обратить на себя его внимание. Нужно было лишь все правильно преподнести.
В день возвращения Аркадия Петровича Анна пришла на работу заранее, тщательно подобрав одежду и макияж. Она шла на эту встречу, как на первое свидание. Сан Саныч, увидев ее, удивленно поднял брови, но Анна проигнорировала его немой вопрос. По ресторану пронесся шепот: хозяин уже в своем кабинете. Анна глубоко вздохнула, собираясь с духом.
— Ну, все. Сейчас или никогда.
Она постучала в тяжелую дубовую дверь и приоткрыла ее.
— Аркадий Петрович, можно войти на минуточку?
Мужчина за столом поднял на нее глаза и приветливо улыбнулся.
— Анна, если я не ошибаюсь? Конечно, заходите. У вас что-то срочное?
Девушка грациозно вошла, обворожительно улыбнулась и начала свою речь. Она говорила о репутации, о высоких стандартах заведения, о своей тревоге за общее дело. Аркадий Петрович внимательно слушал, и на его лице появилось легкое недоумение.
— Я не совсем понимаю, вы беспокоитесь о том, что это пищевые отходы, или о том, что сотрудник может пренебрегать гигиеной?
— Конечно, о втором! Какая разница, что это за еда?
— Хорошо, давайте пройдем и познакомимся с этой сотрудницей. Я так понимаю, она устроилась уже после моего отъезда?
— Именно так.
Они вышли из кабинета и почти сразу столкнулись с Александром Сергеевичем. Тот внимательно, изучающе посмотрел на Анну и покачал головой:
— Анна, ну когда же вы успокоитесь?
Девушка гордо прошла мимо, не удостоив его ответом. Что ей теперь этот страж порядка, когда рядом идет сам хозяин! Они вошли в помещение моечной. Аркадий Петрович громко и бодро поздоровался:
— Здравствуйте! Я Аркадий Петрович, владелец этого заведения. Рад с вами познакомиться!
Пожилая женщина, стоявшая спиной к ним, медленно обернулась. Она внимательно посмотрела на вошедшего, и вдруг ее глаза расширились от изумления. Она прошептала, и этот шепот прозвучал как гром среди ясного неба:
— Аркаша!
Мужчина замер на месте, будто вкопанный. Он пристально вгляделся в ее лицо, и по его собственному лицу прокатилась волна узнавания.
— Мария Валерьевна? Не может быть…
Он сделал шаг вперед, затем еще один, и вдруг бросился к женщине, обняв ее с такой силой, словно боялся, что она вот-вот исчезнет. Анна и Александр Сергеевич, стоявшие в дверях, смотрели на эту сцену в полном ошеломлении.
Анна мгновенно сообразила, что ее коварный план не просто провалился, а обернулся против нее самой. Она попыталась отступить, стать незаметной, но было поздно — у входа уже собралась небольшая толчка коллег, привлеченная необычным оживлением.
— Саша, иди сюда! — обернулся к администратору Аркадий Петрович, и в его голосе слышались неподдельные слезы. — Помнишь, я рассказывал тебе о медсестре, которая осталась в том полевом госпитале добровольцем после того, как потеряла там же своего единственного сына? Помнишь, как она вытащила меня на одеяле из-под завалов, когда начался тот страшный обстрел? Это она! Мария Валерьевна! Я думал, все они тогда погибли… Я вас искал, я столько лет искал!
— Ранена я была, в голову, — тихо, с трудом подбирая слова, говорила женщина. — Меня перевозили из одного госпиталя в другой. Аркаша, я сама не знаю, как осталась жива. А когда вернулась, поняла, что и в мирной жизни есть те, кого бросили, кому так же тяжело. Прости, я думала, что эти остатки никому не нужны, а вышло вот такое непонимание…
Аркадий Петрович резко встал с колен.
— Мария Валерьевна, что вы! Да забудьте вы об этих остатках! Мы будем закупать для ваших подопечных все самое лучшее! И о посуде можете забыть! Вы должны отдыхать, жить в покое и радоваться жизни!
— А кто же будет мыть тарелки? — с легкой, дрожащей улыбкой спросила она.
— Мы найдем человека, объявим конкурс. А пока, — он обернулся к собравшимся сотрудникам, и его взгляд упал на Анну, — Пока ваше место здесь, Анна. Поближе к тем самым «объедкам», которые вас так беспокоили.
Анна стояла, опустив голову, и изо всех сил сдерживала подступающие к горлу слезы. Ирина, стоявшая рядом, тихо вздохнула.
— Анечка, я же тебе говорила, не суйся не в свое дело. Ну чего ты добилась?
— Я… я не буду здесь работать! — выдохнула Анна, пытаясь сохранить остатки гордости.
— А куда ты пойдешь? На завод? На ту зарплату нашу съемную квартиру не оплатишь.
И тут у Анны не выдержали нервы. Она разрыдалась, горько, по-детски всхлипывая.
— Почему, Ира? Почему все так несправедливо? В детстве я бы за такие объедки все бы отдала… А она… она их просто в пакет и несет! Я ненавижу этот ресторан, ненавижу ее… И самое страшное, я ненавижу саму себя! Как мне с этим жить?
Ирина смотрела на подругу в шоке. Она и представить себе не могла, какая боль скрывалась за ее колючим и агрессивным поведением. Но не только Ирина стала невольной свидетельницей этого душевного срыва. В дверях, опершись о косяк, стоял Александр Сергеевич. Он смотрел на плачущую девушку, и в его глазах, всегда таких строгих, читалось не осуждение, а глубокое, внезапное понимание. Он всегда считал ее просто злой и недалекой выскочкой, а оказалось, что все гораздо сложнее, гораздо трагичнее. Анна, не в силах больше ничего говорить, пошла к раковинам, сняла с вешалки чужой фартук и молча принялась за работу. Она не уволилась, не сказала больше ни слова, замкнувшись в себе, как в коконе.
Прошло несколько дней. Александр Сергеевич привел в моечную новую, растерянную на вид женщину.
— Анна, покажите, пожалуйста, нашей новой сотруднице, где что лежит. Это наша новая помощница.
Анна молча, не поднимая глаз, стала развязывать тесемки фартука.
— Ну и куда мне теперь? В кабинет к Аркадию Петровичу за расчетом?
— Да, Анна, — кивнул Сан Саныч. — Только не за расчетом, а за подписанием заявления на отпуск. Я кое-что обсудил с Аркадием. Хочу пригласить вас на несколько дней на турбазу, в горы. Там сейчас прекрасная погода, снег искристый, лыжные трассы отличные.
Анна подняла на него удивленные, заплаканные глаза. Александр Сергеевич смотрел на нее серьезно, но без прежней суровости.
— Номера, разумеется, будут отдельные, об этом можете не беспокоиться.
С тех пор та самая турбаза стала для них особенным, святым местом. Позже, с разрешения руководства, в холле поставили небольшой столик с фотоальбомом, в котором были снимки бездомных собак и кошек, тех самых, кого все это время подкармливала Мария Валерьевна. Многим из этих животных вскоре нашли новых хозяев и теплые дома. А еще Анна нашла в себе силы подойти и искренне, от всего сердца попросить прощения у Марии Валерьевны. И та, конечно же, простила ее, потому что ее доброе сердце не знало границ. Она была почетной гостьей на их скромной, но такой счастливой свадьбе с Александром Сергеевичем. И в тот день, глядя на свою молодую жену, Сан Саныч понял, что самое большое богатство — это не деньги, а возможность дарить кому-то свое тепло и получать его в ответ, прогоняя холод одиночества, который так знаком им обоим.