Хрустящий осенний воздух был густ и колюч. Алина, закутавшись в легкое пальто, вышла из офисного центра, который еще час назад считала своим вторым домом. Теперь это был просто стеклянный монстр, выплюнувший ее на обочину жизни. В ушах еще стоял противный, сипящий голос Аркадия Петровича, а перед глазами — его ухмылка, кривая и самодовольная, как шрам на лице клоуна.
«Сокращение! — визжало в памяти. — Или по собственному, или по статье! Надо будет, причину найдем!»
Она села в машину, старую, потрепанную жизнью «Ладу», единственное, что не смог отобрать у нее бывший муж после того, как повесил на нее свои долги. Руки сами легли на руль, холодный и шершавый. Первый вдох. Первый выдох. И тогда пошли слезы. Тихие, горькие, безудержные. Они текли по щекам, соленые и жгучие, смешиваясь с помадой и тональным кремом. Капля упала на руки, сжатые в бессильном кулаке.
«Как же дальше жить? — прошептала она в тишину салона. — А главное, на что?»
Пробка впереди росла, как живой организм, поглощая надежду на скорое возвращение домой. Домой? В пустующую мамину квартиру, в тишину, где единственным звуком будет гул холодильника и навязчивый звон мыслей о долгах, о несправедливости, о предательстве.
Она свернула на обочину возле знакомого круглосуточного магазина. «Куплю что-нибудь на последние честно заработанные, — решила она с горькой иронией. — Пирог свой горький запью горьким же вином».
Обойдя машину, она услышала визгливый, пронзительный голос.
— Пошла вон, попрошайка! Сколько тебя можно гонять! Иди отсюда!
У входа в магазин, размахивая руками, как ветряная мельница, стояла дородная женщина в синем переднике. Ее мишенью была маленькая, тщедушная фигурка, замершая у стены. Девочка. Лет пяти, не больше. В стареньком потрепанном плащике и резиновых сапожках не по размеру.
— А чего вы, собственно, орете? — голос Алины прозвучал хрипло от недавних слез, но твердо.
— Да вот, стоит! — продавщица ткнула пальцем в сторону ребенка, словно указывая на надоедливого таракана. — Милостыню просит! Я уже гоняла ее, а она все время возвращается! Развелось тут вас, попрошаек!
— Перестаньте кричать, — уже спокойнее, но с steel в голосе произнесла Алина, — или вы и дома на детей так орёте?
— Дома у меня все в порядке! Дети сыты и ухожены! А эту малявку надо в спецприемник сдать! Вот вызову сейчас полицию!
И тогда девочка, вся сжавшись в комочек, прошептала так тихо, что это было похоже на шелест опавшего листа:
— Не надо полицию. Дайте на хлебушек.
Эти слова. Эта просьба. Они пронзили Алину насквозь, добравшись до какой-то такой глубины, до которой не добирался даже крик Аркадия Петровича. Слезы выступили снова, но теперь — жгучие, от чужой боли.
— Девочка, а где твои родители? — Алина присела перед ней на корточки, стараясь сравняться с ней ростом, заглянуть в глаза.
Большие, серые, не по-детски серьезные глаза посмотрели на нее без надежды.
— Нету. Есть только тетя Света, она меня из детдома забрала.
Продавщица, услышав это, на мгновение замолчала. Ее собственное материнское сердце, запрятанное под слоем жира и раздражения, дрогнуло.
— Слышь, — уже без злобы обратилась она к Алине, — может, ее на самом деле в спецприемник? Шут знает, что там за тетя такая…
Девочка молчала, а Алина проигнорировала реплику. Внутри нее что-то перевернулось, щелкнуло. Боль от собственного увольнения, обида, страх — все это отошло на второй план, затоптанное одной-единственной мыслью: «Она просит хлеба. Прямо сейчас. А я реву о своих кредитах».
— Девочка, а поедем ко мне в гости? — сказала Алина, и сама удивилась своей решимости. — А то на улице холодно. Я тебя покормлю, а потом мы разберемся и с тетей, и со всем остальным. Поедешь?
— А вы мне кушать дадите? — спросила девочка, и в ее глазах мелькнула крошечная, робкая искорка.
Продавщица, сраженная этой сценой, задрала голову, сдерживая внезапно нахлынувшие слезы, и, шмыгнув носом, ретировалась в магазин.
— Конечно, — кивнула Алина. — Вон моя машина, сейчас поедем ко мне.
— Я Лиза, — сказала девочка, когда Алина усадила ее на заднее сиденье, застеленное стареньким пледом. — А вас как зовут?
— А я Алина.
Дальше разговора не получилось. Лиза, согревшись в салоне, почти мгновенно задремала, утомленная холодом, голодом и страхом.
Приведя Лизу домой, Алина первым делом вручила ей бутерброд с колбасой. Девочка ела жадно, по-звериному, не разжимая пальцев, словно боялась, что еду у нее отнимут. Пока она ела, Алина разглядывала ее. Грязь, спутанные волосы, худое, осунувшееся личико.
— Давай мы с тобой сейчас помоемся, а потом я тебя нормально накормлю, хорошо? — предложила Алина.
Лиза кивнула, облизывая пальцы, пахнущие колбасой.
— Господи! — сдавленно вырвалось у Алины, когда она помогла девочке снять одежду.
Тело ребенка было испещрено страшными, старыми шрамами от ожогов. Следы тянулись по спине, рукам, ногам. Жестокий, безмолвный рассказ о боли.
«С какого кошмара началась твоя жизнь?» — пронеслось в голове у Алины, и ярость закипела в ней мутным, горячим ключом.
В ванной Лиза вела себя тихо и покорно, делая все, что ей говорили, с какой-то неестественной, леденящей душу обреченностью. Отмыв, закутав в свой мягкий, байковый халат и накормив досыта горячим супом, Алина спросила:
— Так кто такая тетя Света?
— Тетя Света — это добрая женщина, которая забрала меня из детдома, — монотонно, словно заученный урок, ответила Лиза. — Она говорит, чтобы я ходила по улицам и просила денежки. Тогда она меня кормит и пускает ночевать в комнату на кровать. А если денежек мало, тогда я ночую в коридоре с другими детьми.
— А много детей у тети Светы?
— Таких как я, из детдома — пятеро, а еще есть ее дети, их двое. Толстый Степа и Витя. Но Витя — злой. Он всегда бьет и ругается.
— Ну, ночевать ты останешься у меня, а завтра…
— Тетенька Алина, а вы можете меня снова в детдом отвезти? — перебила ее Лиза. — Там мне было лучше.
Алина сглотнула комок, вставший в горле. В носу снова защипало.
— Давай завтра я тебя никуда не повезу, у меня пока побудешь, а там посмотрим. Кстати, а сколько тебе лет?
— Мне уже шесть, скоро семь, но тетя Света сказала, что таких тупых в школу не берут.
— Шесть? Почти семь? — Алина не могла скрыть удивления. Девочка выглядела на год, а то и на два младше. — Уже поздно, давай будем укладываться!
— Тут? — спросила Лиза, указывая на диван. — Или в коридоре?
— Конечно, тут, — опешила Алина. — Никаких коридоров!
— Тетя Алина, а вы можете со мной посидеть, пока я не усну?
— Хорошо, — Алина улыбнулась, и ее сердце сжалось от нежности и бешенства одновременно.
Пока Лиза засыпала, Алина задумчиво гладила ее по волосам, перебирая тонкие, безжизненные локоны. Руки ее были нежны, но внутри клокотала ярость!
«Тетя С-света! Ах ты тварь! Детей!»
Она уже знала, что будет делать завтра. Полиция, опека, юрист, суд! «Я не я буду, если эту гадину не посажу!»
Лиза посапывала на диване, а Алина уже шерстила интернет, выискивая телефоны и статьи Уголовного кодекса. Она так увлеклась, что не заметила, как девочка проснулась.
— Тетя Алина, завяжи мне хвостик, пожалуйста, а то волосы в глаза лезут!
— Сейчас, моя хорошая, — ответила Алина с улыбкой.
Она взяла расческу, выбрала розовую резиночку и принялась за работу. Волосики были реденькие, и потому Алина разглядела за правым ушком три маленькие, почти идеально выстроенные в линию родинки. Она старалась их не задевать.
«Родинки, — задумалась Алина. — Три родинки за ушком. Что-то знакомое».
Память долго играла с ней в прятки, но потом выдала воспоминание, от которого по спине побежали мурашки. Шесть лет назад. Громкое дело. Пожар в загородном доме одного из основателей крупного холдинга — как раз того, где она работала. Погибла вся семья владельца, кроме него самого. Андрей Викторович был в отъезде. И… его полугодовалая племянница, тело которой так и не нашли. Он был уверен, что девочку похитили. Назначал безумное вознаграждение. Ее приметы — три родинки за ухом, образующие равнобедренный треугольник. Тогда весь город сходил с ума, проверяя уши всех младенцев. Алина, тогда еще молодая сотрудница, чисто машинально обводила эти родинки на газетных фотографиях ручкой.
Андрей Викторович искал ее два года, а потом сдался, отошел от дел и затворился в своем поместье.
«Она? Не может быть… Это же слишком невероятно…»
Сердце заколотилось как сумасшедшее. Алина привыкла рассуждать вслух, но сейчас боялась спугнуть саму возможность. Она включила Лизе мультики, а сама закрылась на кухне.
— Против! Не стоит сходить с ума и искать закономерности, где их нет! — шептала она себе. — Случайность. Жестокая, нелепая случайность.
— За! — спорил с ней внутренний голос. — Кто-то мог спасти ее из огня, она попала в больницу с ожогами, ее не опознали, потом детдом… Тетя Света могла ничего не знать.
Фантастика? Да. Но что, если? Что, если это тот самый, единственный на миллион шанс? Шанс вернуть ребенка и… возможно, самой получить шанс на спасение от долговой ямы? Мысль была меркантильной, и Алина тут же прогнала ее, но осадок остался.
Она тихо срезала с головы спящей Лизы прядь волос, аккуратно завернула ее в бумагу. Завтра. Завтра она все проверит.
Найти контакты Андрея Викторовича оказалось непросто, но не невозможно. Через знакомых, знакомых ее знакомых, Алина вышла на его службу безопасности. Объяснять пришлось его начальнику охраны, суровому мужчине по имени Константин.
— Понимаете, я не уверена, что это она. Просто, ну, совпало! — говорила она, чувствуя, как звучит ее история.
— Девушка, вам надо меньше смотреть сериалов, — холодно парировал он. — Вы же понимаете, что несете бред?
— Да хоть три раза бред! — вспылила Алина, от отчаяния теряя остатки осторожности. — Даже если есть один шанс из миллиона, вы обязаны его проверить! Обязаны!
Тот, вздохнув, в конце концов сдался.
— Оставьте ваш материал и контакты. Мы свяжемся.
Три дня Алина провела как на иголках. Она откладывала звонок в полицию, надеясь на чудо. И чудо пришло. В дверь ее квартиры позвонили.
На пороге стоял нестарый, но совершенно седой мужчина с глазами, полными слез и надежды. За ним — Константин.
— Лизанька! — мужчина опустился перед девочкой на колени, его голос дрожал. — Это ты? Правда ты?
Он обнял ее, прижал к себе, а потом подхватил на руки и, не говоря ни слова, понес к лифту. Константин задержался.
— Алина Сергеевна, пока делался анализ, мы собрали на вас досье. А когда пришел положительный результат… — каменная маска с его лица спала, и в глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. — Я не знаю, какое провидение вами руководило, но мы — в долгу. Все ваши долги закрыты. Действия Аркадия Петровича признаны необоснованными. Весь ваш отдел восстанавливается.
— Он просто козел! — вырвалось у Алины.
— Поэтому он будет уволен. И нам бы хотелось предложить его должность вам.
Сердце Алины екнуло. Мечта всей ее карьеры. Но вместе с радостью пришла и другая мысль.
— А можно мне? — спросила она.
— Что именно? — не понял Константин.
— Можно я его уволю? Сообщу и провожу на выход?
Мужчина впервые за все время едва заметно улыбнулся.
— Только если с особым цинизмом.
— Не волнуйтесь, тут я постараюсь.
Через две недели жизнь Алины переменилась кардинально. Новый кабинет. Новые полномочия. Уважение коллег. Но главное — звонок от Константина и приглашение в поместье Андрея Викторовича.
Огромный дом, утопающий в зелени. И по лужайке к ней бежала, смеясь и раскинув руки, совсем другая Лиза. Чистая, ухоженная, в красивом платьице, с румяными щеками.
— Алина! Алина! Алина!
— Лизонька! — Алина опустилась на колени и обняла ее. — Как ты похорошела!
— У меня теперь столько еды! — взвизгнула девочка, а потом шепотом добавила: — И куклы! И домик для кукол! Ты придешь ко мне играть?
— Если дядя Андрей разрешит, обязательно приду.
— Здравствуйте, Алина Сергеевна, — поздоровался подошедший Константин. — Андрей Викторович на совещании, но просил передать вам огромную благодарность. Лиза теперь не может наговориться о вас.
— Я тоже по ней соскучилась, — призналась Алина.
— По нашим данным, вы совершенно не скучали, — с едва уловимой ухмылкой произнес он. — Где мы можем поговорить? В саду?
Они вышли на террасу. Воздух был напоен ароматом хвои и последних осенних цветов.
— Спина не болит? — неожиданно спросил Константин.
Алина вздрогнула и покраснела.
— Если вы думаете, что мы не в курсе ваших… extracurricular activities, то ошибаетесь.
— Две недели прошло! — вспылила Алина. — А вы так ничего и не сделали! Там же дети!
— Алина Сергеевна, — его голос стал серьезным. — Мы можем вломиться туда с полицией завтра. Но «тетя Света» — лишь маленькое звено. Она под чьей-то крышей. Если мы прижмем ее, остальные уйдут в тень. Нам нужны неоспоримые доказательства и вся сеть. Лиза еще не оправилась. Если сейчас начать допросы, она может замкнуться навсегда.
— Но нельзя же оставлять все как есть! — в отчаянии воскликнула Алина.
— Никто не оставляет. У Андрея Викторовича это дело — личный приоритет. Идет тихая, планомерная работа. Откуда, вы думаете, я знаю про вашу спину?
Алина снова покраснела. Где живет тетя Света, она вызнала у Лизы еще тогда. И устроила разведку. Забравшись на дерево напротив окон той самой квартиры, она пыталась сфотографировать доказательства. Закончилось это падением с ветки и сломанным телефоном. Оказывается, за ней наблюдала его команда.
— У нас свой наблюдательный пункт в доме напротив, — пояснил Константин. — Нам нужен ее полный разговор. Признание. Чтобы она сдала всех, от кого работает. Без полиции. Пока. Потом — сразу к прокурору.
Облегчение волной накатило на Алину.
— Я думала, вы решили забыть. А если так… — она глубоко вздохнула. — Но тянете же вы почему-то!
— Тетя Света — персонаж специфический. Послать она может на раз. Нам нужно ее вывести на эмоции, на ошибку. Есть идеи?
Идеи у Алины были. Сначала она отыгралась на той самой продавщице, каждый день запуская в магазин игрушечных мышей на радиоуправлении, наслаждаясь ее визгами. Мелочно? Да. Но приятно.
А потом родился План.
Сложнее всего было договориться с другими детьми тети Светы. Их вылавливали по дороге «на работу», кормили, уговаривали. Помогла Лиза. Она уверяла их, что это такая игра, после которой они все вместе будут жить в большом красивом доме. Андрей Викторович, узнав о плане, предоставил для его реализации неограниченные ресурсы. Был нанят гример, специалист по спецэффектам, актеры. Все было отрепетировано до мелочей.
Ночь. Квартира тети Светы. Ее разбудил странный голубоватый свет, лившийся с балкона. Дверь скрипнула и открылась. На пороге стояла Лиза. В длинном белом балахоне, с лицом, светящимся жутковатым фосфоресцирующим светом.
— Тетя Света… — прозвучал механический, заговоренный голос. — Подай на хлебушек…
Из ее рук вырывались маленькие синие молнии. Тетя Света в ужасе отпрянула.
— На хлебушек… — завыл голос, и фигура Лизы начала медленно подниматься над полом, словно паря в воздухе.
Вопль ужаса вырвался из груди женщины. Она выкатилась в коридор и рванула в спальню к своим сыновьям. Комната тоже была залита голубым светом. На полу лежали ее Степан и Витя, а вокруг них, причмокивая и чавкая, сидели ее «подопечные» дети. Их лица были перепачканы чем-то алым, а глаза светились тем же неземным светом.
— Как вкусно! — бормотали они, поворачивая к ней свои жуткие лики. — Как вкусно, тетя Света…
Она увидела, что тела ее сыновей будто бы изуродованы. Рассудок не выдержал. Она рухнула на пол, завывая в беспомощном, животном ужасе.
Ее взяли на выходе из квартиры, когда она, обезумев, пыталась убежать. Допрос был недолгим. Она раскололась моментально, выдав всех: и поставщиков, и покровителей в органах, и схемы. Подписала все протоколы. И только потом ей показали ее сыновей — живых, здоровых, просто усыпленных легким газом. А «кровавые» следы на их телах и лицах детей оказались мастерской работой гримера и кетчупом.
— Алина Сергеевна, спасибо вам, — говорил Андрей Викторович, пожилая ее руку. — Благодаря вам рухнула целая сеть. Десятки детей будут спасены. И у Лизы появились друзья.
— Это вам спасибо, — смутилась Алина. — Сама бы я ничего не сделала.
— Реализовать может каждый, а вот придумать такое… — он улыбнулся. — Честно, ссориться с вами я бы не хотел. Страшновато. Вам и Константин не защита.
Алина покраснела, почувствовав на себе взгляд того самого начальника охраны, стоящего поодаль.
— Можете не краснеть, он сам все доложил. Совет вам да любовь. Он у нас, между прочим, неплохой. И одинокий.
Константин подошел ближе, и в его обычно строгих глазах Алина увидела теплое, живое выражение.
— Ну что, гений мести и организатор самых невероятных спектаклей в нашем городе, — сказал он, — может, обсудим ваше дальнейшее трудоустройство? И не только…
Он протянул ей руку. Алина взяла ее, и вдруг поняла, что мурашки, бегущие по коже, теперь — от счастья. От того, что жизнь, жестокая и несправедливая, вдруг сделала крутой вираж и вынесла ее прямо к тем, кто стал ей по-настоящему дорог. К надежде. К дому. К любви.