— Анюта! К маме приехала? — раздалось сверху со второго этажа.
Анна подняла голову. На балконе стояла Людмила Степановна, соседка, знавшая её с пелёнок.
— Да, наведалась. Как ваши дела? — учтиво ответила Аня.
— Спасибо, дышим. Но ты поговори с ней, родная… Твоя мать после развода совсем себя не контролирует.
Аня съёжилась. Неприятно, когда посторонние разглагольствуют о твоих родных с презрением, не выбирая выражений.
— Сегодня утром проснулась — глядь, она из такси выходит! Без пяти шесть. Вся нарядная, помада, каблуки. И, прости, явно выпивши. В её-то годы! Соседи языки чешут, мне за неё неудобно. И зачем Николая выставила? Мужик был хороший, ошибся, но не смертельно. Разводиться в пятьдесят пять — кто так делает?
Анна промолчала. Стиснула зубы и зашагала по лестнице.
Полгода назад её мать, Татьяна Ивановна, подала на развод. Отец изменил. Для Ани ударом стало не предательство, а то, что мать не смогла простить. Они с отцом прожили тридцать лет. Бывало всякое, но держались. И вдруг — точка. Чемодан, суд, штамп в паспорте.
Но настоящим шоком оказалось её поведение после. Вместо слёз — салоны. Вместо бабушкиных платков — обтягивающие платья. Вместо телевизора — вечеринки, путешествия, фото в соцсетях с коктейлем и беззаботной улыбкой.
Ане было неловко. Свадьба через месяц, знакомство с родителями жениха. Как объяснять, что мать, возможно, явится в кожаном платье и с розовыми волосами?
Она открыла дверь ключом. В квартире пахло духами, кофе и восточными благовониями. Мать вышла с кухни — в шёлковом халате, с ярким маникюром и новой стрижкой. Она сияла. И это бесило.
— Дочка! — обрадовалась Татьяна. — Как нежданно! Садись, как раз пирожки пеку.
— Мам, нужно поговорить.
— Ой, опять?
— Людмила Степановна сказала, что ты утром приехала. На такси. Пьяная.
— Боже, эти сплетницы! Да, была в клубе. Да, веселилась. Теперь мне в монастырь идти?
— Мам, тебе пятьдесят три.
— И что? Мне в гроб ложиться?
Аня сжала кулаки.
— Ты не думаешь, что ведёшь себя… ну, как девочка?
Татьяна молча налила чай. Поставила перед дочерью кружку.
[the_ad id=”93507″]
— Я не обязана соответствовать чужим ожиданиям. Да, я не молода. Но я живая. У меня есть мечты. Я устала быть только матерью, женой, кухаркой. Теперь я — просто женщина, которая хочет дышать.
— Но ты же — моя мать! — выкрикнула Аня. — А ведёшь себя, как подросток! Что скажут родители Серёжи? Как я им объясню, что ты тусуешься в барах?
— Не объясняй. Не зови меня на свадьбу, если стыдно. Но знай: я не спрашиваю разрешения быть собой.
Аня закрыла лицо руками.
— Раньше ты была другой… тихой, скромной. А сейчас будто с цепи сорвалась.
— А ты не задумывалась, что тогда я просто существовала? Ради вас. Ради семьи. А теперь хочу жить ради себя. У меня нет времени ждать. Хочу чувствовать, петь, любить. Если кому-то не нравится — пусть попробуют пройти мой путь.
Они молча пили чай. У Ани щемило в груди.
Вечером она рассказала всё Серёже. Тот выслушал, усмехнулся.
— А мне твоя мать нравится. Не сломалась, не стала мученицей. Задышала полной грудью. Имеет право. Ты просто не видела её вне роли домохозяйки.
— Может быть…
Через неделю Аня сама позвонила матери.
— Мам, привет. Я нашла классный джаз-клуб. Пошли?
— Ты? Со мной? — не поверила Татьяна.
— Да. Хочу понять тебя.
— Тогда не ворчи, если вернёмся на рассвете.
— Только без перебора, ладно?
— Договорились. И… спасибо, дочка.
В ту ночь они танцевали до упаду, пели хором, ели мороженое в пять утра. Аня впервые увидела в матери не только родителя — а личность. Ту, что столько лет отдавала себя другим, и теперь наконец позволила себе быть счастливой.
*Иногда нужно потерять всё, чтобы обрести себя.*